Выбрать главу

 Вот поэтому я и любила лето. Всегда тепло, а когда дождь идет, можно забраться на крышу, подставив лицо под свежие струи влаги и вдыхать запах мокрой земли и листвы. Конечно, лежать на крыше - небезопасно. Но от этого становится не менее интересно.

- Хватит показывать свои колючки, Томсон. Будешь добрее и люди к тебе потянутся, - усмехнулся парень, щелкая меня по носу.

 Я аж приостановилась от охватившего меня возмущения.

 Что-что?!

- О, да! Я добрела каждый раз, когда в седьмом классе, ты со своими дружками устраивали футбол, используя в качестве мяча, мой рюкзак! - в бешенстве воскликнула я. - Или тогда, когда вы закрыли меня в мужской раздевалке на всю ночь, а про меня потом ходили слухи, что я готова с каждым и в любом месте. Пик моей доброты! Признайся честно, по доброте душевной, что этот слух не мало веселил тебя и твоих друзей-упырей. Но в особенности, я пыталась показать грани своей доброй сущности, когда вы с Адамом испортили мою работу на выставке! - гневно наступала я на него.

 Да, во мне говорила многолетняя обида. Но вопрос про доброту с его уст откровенно взбесил.

- Ты - типичное тепличное растение, которое с восьмого класса поливали женским вниманием и поощрениями. Что ты знаешь о том, как мне приходилось выживать, под гнетом твоей «доброты»? - Я требовательно посмотрела на него. Но тот только опустил глаза вниз. - Когда побудешь в моей шкуре, тогда мы и поговорим, Лион Райс! - прошипела я, побежав вперёд.

 Мне нравилось бегать. Это успокаивало мозги и нервы, и согревало мою окоченевшую тушку. Зато перебегая дорогу, на меня чуть не налетела чья-то темно-синяя иномарка (в машинах не разбираюсь). Не, ну нормально вообще?! Зеленый же показывает!

- Смотри куда едешь, козел! Думаешь раз родители дали деньги на понтовую тачку, то крутой?! Обломись, но это не так! - в ярости крикнула я, сжимая руки в кулаки.

 М-да. Меня лучше понапрасну не злить, потому что под горячую руку может каждому попасться. Я плохо контролировала свои чувства, как и любой другой творческий, да и просто импульсивный человек.

 Водитель, он же маменькин понторез (потому что мне так больше нравится), явно прихренел, что получил такой наезд с раннего утречка, вышел из машины (на разборки, кажется) и с веселой ухмылкой спросил:

- Что, злючка-колючка, утро не задалось? - Меня игривым взглядом окинули яркие голубые глаза черноволосого парня, показавшийся мне смутно знакомым. По возрасту он был примерно ровесником Лиона. Даже чуть тронувшая мужественные губы улыбка была словно напоминанием о каком-то дне. Но о каком?

  Задумавшись, я пошла дальше, совершенно не обращая внимания на парня. Но тот кажется не привык, что его откровенно игнорят.

 - Эй, подожди! - крикнул парень, забираясь в машину. Окно с водительского места опустилось, и теперь иномарка медленно тащилась рядом со мной по пустынным дорогам нашего негостеприимного городка.

- Если ждёте извинений, то можете спокойно ложиться в гроб. Их не будет, - недовольно буркнула я, надевая капюшон от толстовки поверх красновато-коричневых волос и засовывая окоченевшие руки в карманы толстовки.

 Чиркнула зажигалка, и теперь меня окутывал дым от сигарет.

 Потрясно просто... Я теперь и провоняю куревом. Ну разве это не прекрасный день, блин?

 - А может я хотел извиниться, что чуть не сбил тебя, злобная ведьмочка, - очаровательно улыбнулся брюнет, щуря яркие глаза.

  Я невольно улыбнулась от такой заразительной улыбки.

- Давай подброшу до школы, чтобы успокоить свою бесчестную душонку. Что, кстати, редкость, - весело сказал он, перетягиваясь через окно машины, и хватая меня за руку.

 Я хотела было отдернуть руку, но вдруг взгляд упал на наручники, висевшие на левой руке парня, будто браслет. Другой бы подумал: "наручники, как наручники. Что такого?", но именно эти наручники мне были очень хорошо знакомы, так как на обоих браслетах красовались выжженные паяльником инициалы "Д.Т", заполненные некогда черным лаком, который теперь остался только очень глубоко в раненном железе.

 Парень кинул беглый взгляд на меня, а затем голубые глаза так же резко вернулись обратно исследовать свою ладонь и моё лицо, в особенности.