Больше нет жертв. Мы все по уши в крови. Счет сравнялся.
Четвертый день - бегство.
Что делает загнанный в угол зверь? Он бежит. Знает, что это конец, и все равно сломя голову мчится прочь, подальше от своих преследователей.
Я иду нарочито медленно. Так, чтобы парочка впереди успела поддаться надежде. Пусть они думают, что я не смогу догнать их, пусть смотрят друг другу в глаза со слепой верой в чудо - так даже интереснее.
Они добегают до поворота, оглядываются назад - и замирают в ужасе. А я уже стою рядом, так близко, что чувствую слабые отголоски их дыхания у себя на щеках. В ноздри ударяет запах пота и крови; первое меня раздражает, второе - подзадоривает.
В такие моменты мне хочется последовать примеру обезумевших от жажды мести юнцов и поддаться желанию наконец получить расчет за причиненные обиды. Один взмах руки - и девчонка падает у моих ног. Парень даже не смотрит на нее, вдруг срывается с места и бежит прочь, спотыкаясь, почти падая, захлебываюсь воплем паники, думая, что я не догоню его. Вот они, люди. Эгоистичные, жалкие существа.
Ничего, дружок, я успею расправиться и с тобой.
Я делаю шаг вперед и чувствую, как под каблуком хрустят суставы пальцев на руке моей сегодняшней жертвы. Ее вопль оглашает улицу, а я наслаждаюсь им. Точно также я кричала, когда основатель чертовой семейки Адамсов вонзал серебряные колья мне в руку. Методично, один за другим, не пропуская ни одного участка кожи.
- Больно? Ничего, - присаживаюсь рядом с ней на корточки и морщусь от новой порции воплей. - Т-ш-ш-ш... - касаюсь пальцами ее подбородка, где кожа нежная и мягкая, словно у младенца; потом опускаю руку ниже и нащупываю пульсирующую артерию. - Знаешь, какого это, когда тебя пытает охотник? - губы непроизвольно расплываются в хищном оскале, обнажая смертоносные клыки, а жалкая тварь у моих ног снова визжит. - Ничего, я покажу...
Эта ночка будет долгой. Я ведь имею право записать на свой счет хотя бы одно зверски растерзанное тело? Месть - опасная вещь. Ты много раз повторяешь себе, что не станешь поддаваться ей, не дашь ослепить себя, а потом срываешься. Вот так просто, будто кто-то нажимает на спусковой крючок - и понеслась. Безумная гонка, где ты тонешь в собственных помыслах.
Пятый день - безысходность и отчаяние.
Отчаяние - самое интересное из человеческих чувств. Особенно если наблюдаешь его у охотника.
Мне нравится смотреть, как защитники людей впадают в отчаяние и с каждым шагом проваливаются в трясину безысходности все больше и больше. Они уже знают, что проиграли, потому что все это время неосознанно подозревали, какую силу пытались сдержать и уничтожить. Охотники уже тогда понимали, что рано или поздно придет отмщение.
Охотники убедились в том, что сказки про слабых и беспомощных магов, оборотней и вампиров - ложь. Даже боящиеся солнца кровопийцы сумели отомстить им, стали ночным кошмаром, сделали то, чего не смогли порой слишком чувствительные волки и фокусники - показали истинное лицо Зла. Мы - сама жестокость. Даже голодный оборотень, увидев беспомощного младенца, засомневается. А вампир убьет сразу, не раздумывая.
Безысходность - вот что мы дали людям. Это - наше оружие.
Шестой день - покорность судьбе и принятие неизбежного.
Видеть, как те, что пару дней назад при твоем появлении бросались прочь без памяти, покорно сидят на месте и смотрят тебе в глаза - странно и скучно. Шестой день, последний этап на пути к власти, стал для меня самым утомительным.
Люди покорились, перестали бегать, скрываться, искать оружие. Месть потеряла всякий смысл. Зачем убивать сломанного человека? Он уже ничтожен, его не нужно превращать в кровавое месиво, чтобы доказать свою силу. Он признает свою слабость и смотрит на тебя без страха, в его глазах только просьба закончить побыстрее.
И этот взгляд, спокойный, отстраненный, заставляет где-то в глубине души шевельнуться что-то давно забытое. Человеческое.
...
Как и обещалось, к закату шестого дня все кончено. Люди сломлены, подавлены, разрознены. Я была в Плимуте, когда-то славном городке на побережье, и сама носилась по улицам с диким воем: от него кровь стыла в жилах у бедных, загнанных в угол горожан. Я пила кровь так, как любила это делать в те спокойные дни, когда не спасалась бегством от охотников: жадно, много, с диким наслаждением. Единственное, что было мне противно - развратные вампирши, которые думали, что гораздо интереснее сначала переспать с жертвой, а потом уже высосать из нее все соки. Мерзость...