— Отвечай, мать, где деньги? — не унимался сын. — Куда их дела?
— Дочке квартиру купила.
— Лидке?
— Да, ей и ее детям. И ты не ори на меня, не испужаюсь.
— Не позволю! — Алексей взял мать за плечи, тряхнул. — Отдай деньги, слышишь! Отдай деньги!
— Алеша, не трогай ее руками, — сказала Анна Павловна и поджала губы. — В суд на нее подашь. В суде разберутся… без драки. Ты — наследник, и закон на твоей стороне.
— Ишь какая хитрая! — вмешалась в разговор и Валентина. — Украдкой, без ведома Алеши продала дом и заявилась на свадьбу. Песни тут распевала, веселилась, плясала. А где дом? Где деньги?
— Твое-то тут какое дело? — Раиса Никитична с теской посмотрела на свою невестку, покачала головой.
— А такое ее дело, — смело ответила Анна Павловна, — что она является законной супругой Алексея.
— Деньги чтоб были у меня, — твердо заявил сын. — Они мне нужны! Понимаешь, нужны!
— Ничего не получишь, сынок. — Раиса Никитична снова заплакала. — Пристал в зятья, и живи. Заработок у тебя и у твоей жены хороший. Жилище имеете. Вот и живите. Чего вам еще?..
Точно так считала и круглолицая Маруся. Она отняла кулаки от своих упругих напудренных щек и продолжала:
— А что? Раиса правду сказала. Какого дьявола им, молодым, надобно? Так нет же, насели на несчастную мать: давай деньги, и никаких разговоров. А почему насели на мать? Жадность, гадюка, всему причиной. «Жигули» им мерещились. Хорош оказался сынок, ить никакой жалости к матери… Утром Раиса Никитична, бедняжка, прибежала ко мне, слезами заливается. — Маруся подошла к окну, приподняла занавеску. — А вот и сама Раиса Никитична! Будто услышала, что о ней говорим. И с чемоданом!
Вошедшую в комнату женщину нельзя было узнать. Я даже подумал, что впервые ее вижу. На плотно сжатых губах — мелкие морщинки, на лице залегла печаль, глаза — со следами от еще не просохших слез. Нет, это была совсем не та веселая, с радостными глазами женщина, с которой я вчера ехал в грузовике. Мне показалось, что знакомую мне кофейного цвета шляпку с медной брошью, похожей на майского жука, надела себе на голову женщина совсем другая — старая, с болезненным, никогда не улыбавшимся лицом. Удивительно, как радость или горе меняют человека.
Она сразу узнала меня. Поставила у порога свой чемодан, посмотрела на меня и, очевидно, не понимая, почему это я чаевничаю у ее знакомой, спросила:
— Мы, кажется, вчера вместе ехали на грузовике?
— Да, ехали, — подтвердил я. — Только вы там, в грузовике, были веселая.
— Верно, была, — грустно ответила Раиса Никитична и спросила: — А вы не в Ставрополь ли едете? Я заглянула в машину — шофер спит. Может, подвезете меня до Ставрополя? — И заплакала, — Сил моих нету тут оставаться… Измучилась.
— Завтра можем подвезти, — сказал я. — Нам еще надо побывать в соседнем хуторе. Мы там заночуем, а утром, если желаете, заедем за вами.
— Мне уехать бы отсюда хоть зараз. — Раиса Никитична склонилась на горку подушек и, не переставая плакать, говорила сквозь слезы: — И зачем я сюда приезжала? Опротивело все, даже сын родной. Ить как говорил с матерью? Разбойник с большой дороги… И все это она, теща, науськала, научила.
— Рая, хватит тебе плакать, — сочувственно сказала круглолицая Маруся. — Переночуй у меня. А утром Миша заедет за тобой и отвезет тебя в Ставрополь.
Раиса Никитична плакала навзрыд, уткнув лицо в подушку, и уже не могла сказать и слова.
— Миша, она согласна, — ответила за нее Маруся. — Поезжай по своим делам, а она у меня поживет. Я не пущу ее к этим извергам! Утречком заезжай прямо до меня, я и завтрак приготовлю. — Она заманчиво улыбнулась мне полными щеками и добавила: — Только крылечко не перепутай.
— Теперь не перепутаю, — пообещал я.
— Как ей горько, бедняжке, — говорила Маруся, ласково поглядывая на плакавшую Раису Никитичну. — Ну ничего, пусть поплачет. От слез на сердце легче. Так не забудь приехать! — напомнила она, провожая меня.
Я торопился. Мне надо было засветло повидаться с женщиной грустной. Пообещав еще раз непременно приехать и не перепутать крылечко, я распрощался и направился к машине. Разбудил Олега, и мы покатили на хутор Воронцовский. С тоской смотрел я на убегавший под колеса асфальт и, краснея, не переставал думать: какой же, оказывается, я плохой выдумщик. Мечтал, придумывал бог знает что о веселой женщине в шляпке кофейного цвета, когда смотрел на нее в кузове грузовика. А что узнал о ней сегодня? Нет, по всему видно, не получится из меня писатель…