«Я» рассмеялся. И дал противникам последний шанс выжить — заявил, что атакую ровно через тридцать секунд и только тех, кто к этому времени не покинет мои земли.
Парламентер попробовал воззвать к «моему» здравому смыслу, озвучив пяток довольно весомых аргументов, а после того, как выслушал отказ, мрачно вздохнул и решил достучаться до совести.
В смысле, попросил не губить ни в чем не повинного ребенка и дал слово лично позаботиться о Полине Сергеевне после нашей бесславной гибели. Само собой, в том случае, если я перестану дурить и разрешу девочке покинуть свои родовые земли.
Если бы не обратный отсчет, начатый Дайной в момент открытия первых парашютов, «я» бы, наверное, поглумился еще немного. А так демонстративно посмотрел на часы и одновременно со словом «Ноль!» сорвался в серию из четырех рывков. Так что момент формирования трех мощнейших мозголомок только почувствовал. Еще через мгновение до предела разогнанное восприятие помогло ощутить холод от «развернувшихся» ледяных вьюг, а в момент удара первой разрывной морозной иглой заставило влить Силу в жар. Чтобы не замерзнуть под убийственными арктическими холодами девчонок.
Второго Кошмара-«троечку», уже занявшего позицию за Иннокентием Ярославовичем, убил обезглавливанием. Затем приложил слабеньким ужасом свиту Бредихина, отправленную в полет ударной волной, а его самого, к слову, выжившего, но обделавшегося, придавил прессом к земле и, не мудрствуя лукаво, вбил в ядро каменную иглу. Благо, разница в шесть рангов позволяла игнорировать марево, раскачанное «аж» до «троечки». Но понимая, что эта серия воздействий никого не ужаснет, вздернул тело, пребывавшее в шоке, в вертикальное положение и опустил в трясину по верхнюю треть бедра. Затем вложился в захват, превратив врага в памятник, и забыл о его существовании. Ибо засек характерные движения вояк, вооруженных «Сполохами», вывесил перед двумя «своими» воздушную стену и в момент взрыва «сдул» пламя на стрелков.
Ольга со Светой воспользовались той же самой «домашней заготовкой», так что зрители трансляции увидели не двоих, а шестерых уродов, сгорающих заживо. Мы же развернулись к центру площадки и по моей команде ударили буйствами молний. Хотя «видели» или чувствовали, что все бойцы основной группы Бредихинского воинства уже мертвы. Правда, чуть не ослепли сами, ибо на нашем уровне развития молнии получались о-го-го, но держали навык порядка десяти секунд. А после того, как «скинули», одновременно подняли головы и уставились в ночное небо, в котором должен был буйствовать наш квадрокоптер.
— Нечего туда пялиться! — протараторила Дайна на наших скоростях восприятия: — Экипаж «Орлана», в отличие от вас, уже отстрелялся: Иришка измочалила из пулеметов купола основных парашютов и ранцы с запасками, а Валерий Константинович и Недотрога погасили воздушными стенами атаки страшно обиженных диверсантов. В общем, последние радостно падают с двух километров и вот-вот встретятся с землей, а наша «птичка» пикирует чуть в стороне: доблестный экипаж боевой машины планирует лично удостовериться в гибели каждого, дабы со спокойным сердцем заняться отловом всякой шушеры типа водителей, целителей и пресс-атташе Бредихиных. А вам, кстати, стоило бы добить прихлебателей Иннокентия Ярославовича — насколько я вижу, выжили и оклемались как минимум пять человек, двое из которых уже отползают в сторону «Урала».
Добили. Всех Одаренных с еще сияющими энергетическими системами. Разрывными морозными иглами. Затем для пущей зрелищности смяли, как пустые консервные банки, премиальный внедорожник «памятника» и шесть машин попроще, еще раз оглядели поле боя, стремительно развернулись на половину восьмого и прикипели взглядами к пылающей фуре, в которой, вроде как, были спрятаны армейские внедорожники штурмовых групп Бредихиных.