Спальню в подвале они использовали время от времени для ролевых игр, и изобретательность Стерлинга всегда подстегивала Оуэна, который поначалу воспринимал подобные предложения в штыки. Стерлинг любил притворяться не тем, кто он есть на самом деле, на пару часов, с головой погружаясь в каждую роль.
— Ну само собой, — отозвался Майкл. — А как дела с его семьей?
— Там все сложно, — вздохнул Оуэн.
— А разве не всегда так?
— Да, но от этого не легче. Мне очень жаль его. — Оуэн помедлил, прежде чем добавить: — Он общается с сестрой по интернету. Она, конечно, слишком маленькая, чтобы противостоять отцу в одиночку, но думаю, это уже что-то. Так он не чувствует себя полностью отрезанным.
— И это все? А его мать не против такого положения дел? Не понимаю, — протянул Майкл. — Наверное, я уже привык к тому, что отцы, узнав, что их сыновья — геи, слетают с катушек, но матери… Мне всегда казалось, они должны быть более чуткими.
— Я слышал, недавно его родители поссорились, — сказал Оуэн. — Думаю, через какое-то время она придет в себя. Судя по словам его сестры, мать начинает понимать, что не сможет попасть на вручение дипломов, что Стерлинг никогда больше не приедет домой на День Благодарения или Рождество. Не уверен, что она пойдет на полный разрыв отношений, несмотря на то что отца Стерлинга, похоже, все устраивает.
Шаги на лестнице заставили Оуэна взглянуть на часы.
— Так, ладно, пожалуй, пора пожелать тебе спокойной ночи.
— Доброго утра, — поправил его Майкл.
— Не дерзи, — усмехнулся Оуэн. — Я скоро позвоню. Передавай привет Дарену.
— Береги себя, — сказал Майкл и, понизив голос, добавил: — Я рад, что ты счастлив, — и повесил трубку, как раз когда Стерлинг вошел в комнату.
На нем была новая рубашка, купленная специально для сегодняшнего события, темно-красная, чтобы подчеркнуть высветленные пряди. Стерлинг также говорил о пирсинге, но скорее, чтобы просто прощупать почву. Оуэн не сомневался, что скоро тот заговорит о тату.
— Я готов, кажется, — сказал Стерлинг. — Если, конечно, ни о чем не забыл. — Чтобы чувствовать себя увереннее, он все еще нуждался в поддержке и похвалах, хоть и довольно успешно скрывал это от всех, кроме Оуэна. Он был единственным, кто видел настоящего Стерлинга, Стерлинга, который прятался за тщательно воздвигнутыми защитными барьерами.
— Ты хорошо выглядишь, — заметил Оуэн. Он встал и медленно обошел Стерлинга кругом, внимательно разглядывая, так что тот залился краской. Поправив рубашку на его плечах — что, впрочем, было совсем не нужно, но от такого внимания глаза у Стерлинга потемнели, и он нервно облизнул губы — Оуэн расстегнул еще одну пуговицу и кивнул: — Просто отлично. Я собираюсь насладиться, наблюдая за тем, как все будут раздевать тебя взглядами, а они будут. — Он провел пальцами по горлу Стерлинга и почувствовал, как дернулся у того кадык. — Может, лучше убедиться, чтобы дальше этого дело не пошло?
— Никто не станет меня трогать. — Голос Стерлинга звучал очень уверенно. — Все наверняка слышали, как ты поставил Кирка на место.
— Да уж, если кто-то не слышал, то он, должно быть, живет с затычками в ушах, — согласился Оуэн. Так, хватит пялиться на его шею, а то выдашь себя с потрохами. Оуэн с трудом отвел глаза.
— Ой, черт, чувствовал же, что о чем-то забыл. Ты просил занести почту, я вытащил ее, но ты как раз готовил обед, и у меня совсем из головы вылетело. — Это даже непослушанием назвать было сложно, и Оуэн мог бы молча плюнуть на такое, но раз Стерлинг сам об этом упомянул, значит, надеялся на наказание.
Тот пошел на кухню и вернулся с почтой.
— Прости, что забыл.
— Поговорим об этом позже, — пообещал Оуэн, просматривая стопку писем — в основном тут была реклама, но в самом низу обнаружился непонятный конверт. — Это тебе.
— Я никогда не получаю писем. Ну, то есть… настоящих писем. — В голосе Стерлинга слышалось удивление, но он вскрыл конверт и вытащил открытку. — Это от мамы! — Вот теперь он точно удивился. — Она пишет… пишет, что сказала отцу, что он не имеет права решать, общаться ей со мной или нет, и они с Джастиной собираются на встречу «Родителей и Семей Лесбиянок и Геев». Ни фига себе!
Оуэн был поражен не меньше Стерлинга. Судя по тому, что он слышал о Джастине, он само собой ожидал, что рано или поздно она свяжется со своим обожаемым старшим братом, и был очень рад за Стерлинга, когда спустя всего несколько недель после Рождества пришло ее первое сообщение по имэйлу, но Одри Бэйкер, казалось, во всем слушалась мужа, неважно, чего это стоило ее семье.
— Это же замечательная новость, — искренне обрадовался он. — Может, твоя мать поняла, что пора постоять за себя, потому что у тебя скоро выпуск? Она наверняка захочет присутствовать на вручении; это памятное событие для любого родителя.
— Я думал, что она попробует выбраться и приехать, не сказав ни о чем отцу, — произнес Стерлинг. — Она всю жизнь так поступала — время от времени делала что-то за его спиной. Помнишь, Джастина писала, что они ругались? Я думал, она преувеличивает, но… Наверное, он вне себя. Серьезно, поверить не могу. То есть я, конечно, верю, потому что это ее почерк… — Он улыбнулся Оуэну. — Но это так… удивительно. Хотел бы я видеть его лицо, когда она ему это заявила.
— А я бы поаплодировал в сторонке, — заметил Оуэн. — После стольких лет слепого повиновения это для нее, должно быть, гигантский шаг. — Он погладил Стерлинга по лицу. — Шаг, на который ты, слава богу, решился без раздумий.
Его прикосновение словно сказало Стерлингу, что возбуждение из-за такого события — это нормально. До сих пор тот казался просто шокированным, а сейчас обнял Оуэна и крепко прижался к нему.
— Я так счастлив, — прошептал он. — И удивлен. Но счастлив.
— Понимаю. — Оуэн нежно пригладил Стерлингу волосы. — И рискую показаться чересчур сентиментальным, но все же скажу. Я счастлив, что ты счастлив.
— Тогда пошли! Давай уже пойдем? Пожалуйста! — Перенервничав, теперь Стерлинг походил на щенка: энергия бьет ключом, глаза блестят.
Когда он был таким, ему требовалась твердая дисциплина. И любовь, конечно, но одно другого не исключает. Оуэн радовался, что глаза мальчика снова горят, но сегодняшний вечер был важен для них обоих, и ему хотелось, чтобы, когда они войдут в клуб, Стерлинг ни на что не отвлекался.
Он сделал шаг назад, создавая между ними хоть какую-то дистанцию.
— С каких это пор ты именно так просишь меня о чем-то?
Добавить в голос строгости не получилось, хотя упрек был искренним. Оуэн много времени провел за обучением Стерлинга, доводя его реакции до автоматизма, но справиться с его нетерпеливостью, несмотря на то что сейчас Оуэн вполне ее разделял, ему пока так и не удалось.
Сглотнув, Стерлинг опустил глаза и скрестил запястья у пояса — более традиционную позу с руками за спиной пришлось изменить, чтобы не напрягать больное плечо.
— Прости, Оуэн. Я готов ехать, когда тебе будет угодно.
Оуэн промолчал, с удовольствием отметив, что Стерлинг не начал дергаться или переступать с ноги на ногу, а стоял спокойно: его дыхание замедлилось, тело полностью расслабилось, пока он ждал ответа.
— Так гораздо лучше, — наконец кивнул он. — Думаю, пора выходить, да?
Стерлинг так и не поднял глаз, но Оуэн увидел, как губы его изогнулись в улыбке.
— Да, Оуэн.
Его не переставало удивлять, как в такие моменты Стерлингу удается ясно дать понять, что его имя значит совсем не то, что обычно. Оуэн подумывал перейти на более традиционное обращение, но понял, что будет слишком скучать по этому благоговейному и полному обожания «Оуэн».
К тому времени когда они вошли в парадные двери клуба, Стерлинг просто вибрировал от возбуждения. В хорошем смысле этого слова — он ждал того, что может случиться в будущем, а не боялся этого. В клубе оказалось полно людей, многие завсегдатаи тоже недавно пришли, и воздух был словно наэлектризован предвкушением. Свободных столиков не осталось, но Оуэн заметил место у одного из танцполов и направился туда.