— Я, Лапушка, Лысый, Пончик и Шмыга.
— Шмыга? — Мужчина засмеялся. — Это кличка, что ли? А у тебя какая кличка?.. Хотя нет, сам угадаю. Жук?
— Жук, — кивнул Шурка.
— Очень оригинально, — ухмыльнулся Илья Романович. — Ну и что вы там нашли, Жук?
— Я нашел. — Шура допил воду и поставил стакан на столик. — Я трахаться не захотел и убежал в лес. А там увидел эту… — Губы у него снова начали подрагивать.
— Молодец, что не захотел, — вовремя хлопнул его по плечу мужчина. — А то подхватил бы какую-нибудь заразу, тебя мамка бы убила. Убила бы?
— Ага. — Шурка снова кивнул и улыбнулся.
— А ты точно уверен, что она мертвая?
— Да. Лежала на правом боку. И трусы радом, все в крови. Илья Романович, а что мне за это будет? — Мальчишка вдруг испугался.
— Ничего. — Мужчина улыбнулся и пожал плечами. — Просто покажешь нам ее, потом мы с тобой кое о чем побеседуем, и все.
— Правда?
— Правда-правда. — Он открыл дверь машины и крикнул: — Лина! Бери чемоданчик. И за мальчишкой присмотри, чтобы чего не случилось.
Через пять минут были на поляне. Шура показал на трусы и сказал:
— Вот. Я дальше не пойду.
— Как это — не пойдешь?! — строго посмотрел на него здоровенный милиционер с пистолетом на поясе. — Давай показывай, парень. У нас и так работы полно.
— Ну ты чего? — Лина присела перед ним на корточки и ласково заглянула в глаза. — Я понимаю, ты маленький, тебе страшно. Но ты только издали покажи, и все. А то мы без тебя не найдем. Хорошо?
— Ничего мне не страшно. — Жуку стало противно, что она с ним так сюсюкает. Он оттолкнул ее и зашагал в лес. — Пошли, она там валяется.
Оглянувшись, он увидел, как один из милиционеров аккуратно кладет окровавленные трусы в полиэтиленовый пакет.
Женщина лежала у старого поваленного тополя. Действительно, на правом боку.
— Вот она! — Шура остановился как вкопанный, как только заметил ее между деревьями. — Можно я пойду?
— Пока нельзя. — Илья Романович развел руками и взял его за плечо. — Ты нам еще должен показать, где ты трусы подобрал.
— Вон там. — Шура испуганно ткнул в кусты. — Они вон там висели.
— Точнее покажи, пожалуйста. — Мужчина повел его к кустам.
Труп уже вовсю щелкали фотоаппаратами.
Лина, как обычно, стояла подальше, пока не позовут, и старалась не смотреть. Во рту опять появилась та самая противная горечь.
— Женщина лет тридцати пяти — сорока, — диктовал эксперт, колдуя вокруг трупа. — Волосы длинные, судя по всему высветленные. Глаза карие, лицо европейское. Судя по всему, убита несколько дней назад. Следов ограбления нет — шуба на месте, золотые серьги на ней, цепочка золотая с кулоном тоже на месте. Все на месте, по крайней мере на первый взгляд. Что там у нас в сумке?
Милиционер стал аккуратно выкладывать перед фотографом содержимое большой красной сумки.
— Два куска мяса. Банка сметаны разливной, яблок восемь штук, три пустых полиэтиленовых пакета. Та-ак, а это что у нас было?.. Ага, судя по запаху — бананы. Только все передавлены и расползлись как каша. Все. — Вывернул сумку, чтобы еще раз проверить. — Ага, нет. Еще две пальчиковые батарейки и два куска мыла «Факс». Теперь все.
— Кому-нибудь это о чем-нибудь говорит? — поинтересовался эксперт, отходя от трупа. — Кто по этому набору определит убийцу? Ставлю пиво.
Никто не обратил внимания.
— Ладно, Линочка, теперь твоя работа.
— Я себя как-то неважно… — виновато улыбнулась Лина.
— Достала, блин, — взорвался Илья Романович. — Ну сколько раз просил мне ее не давать, — неслышно прошипел он и громко добавил: — Линочка, ну так же нельзя. Как выезжаем за «подснежниками», так тебе все время дурно. Ну сколько можно? Давай.
Лина медленно, на негнущихся ногах, двинулась к трупу. Господи, если б кто только знал, как она ненавидит свою работу. Ей и смотреть на мертвое тело жутко, не то что прикасаться.
— Так. — Она присела на корточки и постаралась сосредоточиться на том, что это всего лишь работа. — На голове и шее видно две раны, из-за которых, судя по всему, и наступила смерть. Колотая и резаная.
За ней внимательно записывали. Одна отрада в работе — когда ты говоришь, тебя слушают и записывают.
— Глубокая рана лобовой части черепа. Пробита черепная коробка. Вторая на шее. Рана довольно обширная — от сонной артерии до правой скулы…
Она продолжала и продолжала говорить. Говорить как можно суше, как можно официальней. И старалась не думать о том, что у этой женщины все лицо и вся грудь залиты кровью. Наверно, она жутко умирала. Хотя нет. Скорее, ножом по горлу — это для верности. А убил ее первый удар, в лоб. Смерть наступила в течение двух-трех секунд.