Но поскольку вся эта история касалась Клавдии лично, ей хотелось хоть как-то, если не наказать, то хотя бы устыдить Смирнова.
И вот она рассказывала ему о Витеньке. Рассказывала и смотрела отчиму прямо в глаза.
Это был, конечно, достаточно садистский способ наказания, но Клавдия, понимая отчетливо, что она сейчас бестактна и зла, тем не менее испытывала какую-то скрытую радость, мучая Смирнова.
А тот действительно мучился. У него на глазах блестели слезы. Он утирал их как-то полуинтеллигентски мизинчиком. Но он в самом деле плакал.
«Ничего, — мстительно думала Клавдия. — Так им всем и надо».
Не замечая того, что думает о Смирнове почему-то во множественном числе.
Вошедший в комнату адвокат с удивлением посмотрел на своего подзащитного.
— Вы плакали, Смирнов? — спросил он.
— Нет, нет, — быстро сказал Сергей. — Что-то в глаз попало.
«Сейчас я тебе действительно кое-что в глаз залеплю, — подумала Клавдия, начиная допрос. — Сейчас у тебя глаза на лоб полезут».
Когда формальности были соблюдены, заполнена шапка протокола и все такое, Клавдия спросила как бы между прочим:
— Сергей Владимирович, вы прописаны…
— В Твери.
— Мгм. В прошлый раз мы остановились с вами… на чем?
— Я нашел Нину…
— Да-да… Дальше картина более или менее ясна. А знаете что, давайте просто поговорим о вашей жизни с Ниной Николаевной Кокошиной.
Это был еще один продуманный ход, тоже довольно жестокий. Но иначе, понимала Клавдия, Смирнова к стенке не припрешь. А в том, что его надо было уже окончательно колоть, она не сомневалась.
— Что вы имеете?.. — немного растерялся Смирнов.
«Есть, — подумала Клавдия. — Тепло».
— Ну вот, вы пили, работы у вас не было. Насколько я понимаю, вы жили на иждивении Кокошиной.
— Да, — еле слышно сказал Смирнов.
— Как она к этому относилась?
— К чему?
— Ко всему.
— Вы можете мне не верить… Нина меня любила…
— То есть ей было все равно, что вы таскаете из дому вещи, продаете их, что пропиваете…
— Простите, — подал голос адвокат. — Эти ваши утверждения на чем основаны?
— На личных впечатлениях, — сказала Клавдия. — Или это не так, Смирнов?
— Так.
— Ну вот, я и спрашиваю, неужели Нине Николаевне было это все равно?
— Она меня любила, — повторил Смирнов, но уже не так убежденно.
— И все вам прощала?
— Да…
— Верю. Верю, что сначала она действительно старалась войти в ваше положение. И продолжалось это довольно долго. Два года. Вы ведь уже два года не работаете, так, Смирнов?
— Да.
— А ей приходилось работать, воспитывать сына. Да еще и вас содержать.
— Я работал иногда…
Клавдия даже не обратила внимания на эти слова:
— А сколько раз вы отводили в садик Витю?
Смирнов пожал плечами.
— Это имеет отношение к делу? — спросил адвокат.
— Прямое. Так сколько?
— Я отводил иногда.
— В садике вас помнят весьма смутно. Раза три-четыре наберется за два года, а?
Смирнов молчал.
— Но вы утверждаете, что Нина Николаевна Кокошина все вам прощала. Да?
— Она любила меня, — уже обреченно сказал Кокошин.
— Простите, но у меня другие сведения, — сказала Клавдия.
Кокошин сверкнул испуганными глазами.
— Простите, Клавдия Васильевна, откуда у вас могут быть сведения о взаимоотношениях Кокошиной и Смирнова? — мягко вступил адвокат.
— Очень просто. Как раз сегодня в суде должно было разбираться одно банальное дело. О разводе.
И Клавдия выложила на стол бумагу.
— Вот заявление, написанное Кокошиной. Вот повестка суда. Неужели вы об этом не знали, Смирнов?
— Я не знал…
— Странно, повестка подписана вами. — Клавдия протянула бумаги адвокату. — Или нам придется проводить графологическую экспертизу?
— Простите, Клавдия Васильевна, но я все-таки не понимаю, — снова вступил адвокат, на сей раз уже пожестче, — какое это имеет отношение к делу? Мало ли людей разводится, это не повод…
— Разумеется, — кивнула Клавдия. — Но я все-таки хочу спросить Смирнова, вы знали о разводе?
— Знал, — буркнул тот.
— А простите за нескромный вопрос, где вы собирались жить после развода?