— Так-так-так… Ну, Клава! Ну, ты даешь! Это еще надо доказать! Да ты знаешь, какой шум поднимется?! Да он же на нас всю Думу натравит!
Теперь пришла очередь Клавдии выкатывать глаза. Неужели Малютов уже даже знает имя убийцы, неужели маньяк засел в Госдуме?
Малютов снова вскочил и бросился к Клавдии, вцепился в папку с документами и потянул на себя:
— Что ты тут насобирала?! Это еще хорошенько доказать надо! Да он к самому Президенту пойдет! Да Худовский…
— Да, Господи, Игорь Иванович! — наконец поняла Клавдия. — При чем здесь Худовский?! Я про дело Смирнова говорю!
Они так и стояли с Малютовым, вцепившись в папку и перетягивая ее, словно канат.
— Какого Смирнова?
— Ну как же! Убийство Кокошиной! Смирнов сам пришел…
— Нет, не помню, — почему-то улыбнулся прокурор.
Он наконец оставил папку в покое и вернулся на свое место.
— Так вот, — начала Клавдия уже спокойно.
— Так-так-так, — рассмеялся Малютов ни с того ни с сего. — А я уже подумал — Худовский! И знаешь, мать, сразу поверил! Ага! Кстати, как там у тебя с ним?
— Игорь Иванович, да погодите вы! Успеется ваш депутат. Мы тут уже два трупа нашли — абсолютно идентичные убийства. Абсолютно! А Смирнова мы зря арестовали. Он, скорее всего…
— А кто его арестовал? — насторожился прокурор.
— Я. Вы санкцию подписали. Но вы не виноваты — у меня были серьезные основания… Да, Игорь Иванович, этого Смирнова надо освободить…
— Погоди, Дежкина. Ты меня запутала. Влетаешь, понимаешь, как фурия: убийца, маньяк, сериал. А потом говоришь, что убийцу надо освободить.
— Да это не Смирнов. Он во время второго убийства уже сидел.
— Так, ладно, а кто? — просто спросил Малютов.
— Не знаю, — честно ответила Клавдия. — Я просто прошу, чтобы два этих дела объединили в одно.
— Уверена?
— Тут все документы, экспертизы…
— Объединяйте. А кто поведет?
— Я.
— Так-так-так… Справишься? Нет, Клавдия Васильевна, у тебя и так полно… Худовский…
— Игорь Иванович! — взревела Клавдия. — Я с вашим Худовским разберусь! Только боюсь, ему это не понравится.
— Он не мой! — открестился Малютов.
— Я должна вести дело маньяка.
— Мы подумаем, — ответил Малютов. — А этого Смирнова — не отпускать. У тебя были веские основания для его ареста. Куда же они девались?
— Но я же говорю — идентичное убийство…
— Ничего — подождем. Торопиться некуда…
— …Горе-то какое, горе-то какое. Опять украли. Ну разве так можно? — Отец Сергий ходил по храму, глядя в пол полными слез глазами и как-то по-женски хлопая ладонями по бокам. — Успение Пресвятой Богородицы… Ну уже ничего святого не осталось, ничего святого…
Милиционеры лениво бродили по церкви, с любопытством глазея на иконы. Криминалист продолжал кропотливо собирать отпечатки пальцев, а фотограф перезаряжал фотоаппарат.
Игорь стоял в сторонке и молчал. Ему было жутко стыдно, что до сих пор он не может взять за задницу это ворье, которое повадилось воровать иконы.
— Кто первый заметил? — тихо спросил он у подошедшего инспектора.
— Сторож. Глухой совсем старик. Ничего, конечно, не слышал. Сейчас его в бытовке допрашивают. Хотите поговорить?
— Потом. — Игорь достал органайзер и стал тыкать в кнопки. — В котором часу произошло?
— Примерно часа в четыре утра. Сторож пошел в бытовку чаю попить, а когда вышел, то увидел через окно свет. Они свечку забыли потушить, оставили.
— Сколько он чай пил?
— Говорит, что полчаса, не больше. — Мужчина вздохнул и пожал плечами. — Врет, наверно. Задремал, скорее всего. Хотя говорит, что у него бессонница.
— Ладно, пойдем на него посмотрим. — Игорь вышел из церкви.
Это был высохший, как чернослив, дед. Весь маленький, худой, как ручная обезьянка. Сидел в бытовке на грубой деревянной лавке и вытирал грязным платком вечно слезящиеся глаза.
— А?! Что говоришь?!
— Я спрашиваю, Игнат Васильевич, почему вы сразу не позвонили?! Мы бы по району команду дали, может, поймали бы их сразу.
— Дык ведь я, сынок, позвонил. Только тута все телефоны переломаны. Я старый уже, пока дошлепал до проспекта… — Говорил он очень громко, почти кричал. Наверно, чтоб самому было слышно.
— Скажи, дед, а ты случаем не заснул тут, в бытовке?
— Како-ой! — он вздохнул и замахал руками. — Я по ночам уже три года не сплю. Время терять жалко. Мне же уже восемьдесят девять, так-то. Ты вот доживи до моих годочков, тогда посмотрим, будешь ты спать или нет.