Где-то Клава читала, что у мужчин в этом возрасте наступает период так называемой половой зрелости, когда нужно себе доказать, что ты еще кое на что способен. Большинство измен у мужчин происходят именно в этот период. Читала, знала, даже подумывала иногда, но почему-то была уверена, что с ней этого не случится. Что вообще ничего с ней никогда не случится. Как те женщины, фотографии которых теперь покоятся в папке у нее на столе.
— Привет-привет. — Дверь распахнулась, и на пороге появился Кленов. — Как дела?
— У вас как? — Клава быстро вытерла глаза платком. — Есть что-нибудь?
Николай Николаевич посмотрел на ее заплаканное лицо и тут же перевел взгляд на дыню.
— О-о, какие у нас деликатесы. Кучеряво живем.
— Угощайтесь. — Клава протянула ему тарелку. — Чубаристов из Сочи привез. Вы с ним пока не знакомы?
— Пока нет. — Кленов отрезал себе здоровенный кусок и плюхнулся в кресло. — Значит, так, убитый этот Марин Юрий Яковлевич. Сорок восемь лет. Но это для вас не новость.
— Нет, не новость. — Клава улыбнулась.
— Разведен. Бывшая жена, Дышкова Галина Родионовна, вышла замуж вторично и уехала с мужем в Канаду. Так что это все отпадает.
— Вы мне лучше объясните, почему этот убийца вдруг на мужчин переключился? Это же какой-то абсурд.
— А вы не перебивайте. — Кленов облизал пальцы и бросил кожуру в мусорное ведро. — Путем сложных психоаналитических умозаключений я нашел ответ на этот неразрешимый вопрос. Марин был убит потому, что, возможно, в свое время являлся знакомым убитого.
— Как?! — Клава преувеличенно удивленно всплеснула руками. — Как вы догадались?! Неужели, кто бы мог подумать?!
— Я же говорю: путем сложных умозаключений, — подхватил Клавдин тон Коля. — Вы, конечно, знаете, что этот Марин одно время жил в Хабаровске. С семидесятого по восемьдесят второй год.
— А я уж и вправду поверила, что вы волшебник. — Клава разочарованно улыбнулась.
— Нет, пока только учусь, — вздохнул Кленов и полез в карман. Достал оттуда ножнички в чехольчике и бумагу. Наверное опять начнет вырезать свои гирлянды.
— Значит, так, — сказал он, закрыв глаза. — Наш подопечный довольно странный человек. Религиозный маньяк, если судить по страничкам Библии у убитых и по крестам на груди. Судя по всему, он окончил семинарию или работал когда-то в патриархии.
— Почему вы так решили?
— По Библии. Если бы это был просто верующий, у которого крыша поехала, то он оперировал бы Евангелием. Простой верующий в Ветхом завете мало что поймет. Они его и не читают почти никогда. Но у нас именно Ветхий завет. Причем я связи между главами не вижу. Может, она и есть, но на таком уровне, который доступен людям, в этой части Библии разбирающимся очень хорошо.
— Может быть.
— Но в любом случае что-то тут не клеится. — Кленов поморщился.
— Что же? — Клава внимательно слушала.
— Почему разные орудия убийства? Почему? — Коля посмотрел на Дежкину.
— Вы меня спрашиваете? — удивилась она.
— Нет, его. — Он опять закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла. — Или, точнее, себя. Для религиозных маньяков убийство является своеобразным обрядом, Это как литургия, молебен или еще что-то в этом роде. Простите за такое некорректное сравнение. Наверняка наш подопечный поет молитвы во время этого, читает проповеди и все тому подобное.
— Ну и что вас смущает? — осторожно спросила Клава.
— А то, что если это ритуал, то у него должны быть неизменные атрибуты. И орудие убийства — главный из них. Оно не может быть все время разное.
— Вы так хорошо знаете этих людей?
— Это моя работа. — Николай Николаевич улыбнулся. — И потом, должны же быть какие-то святые вещи, даже для маньяков. Для них тем более.
— Не знаю. — Клава пожала плечами. — Наверное. Но вот же у него есть неизменное — восемь дней.
— Ну на это может быть любая субъективная причина, — ответил Кленов после минутного раздумья.
— Значит, все эти магии — побоку?
— Не совсем так… Но если останется только число дней, а все остальное меняется — тот тут нет ритуала, нет однообразия.
— А может, и не должно? — возразила Клава. — Ведь человека никогда нельзя предсказать до конца.
— Именно! — воскликнул он. — Нормального человека до конца нельзя. А сумасшедшего можно. Люди такого рода — они как машина. Какая-то пружинка в ней сломалась, но машина продолжает упорно работать. Сумасшедшие, они все очень последовательны и конкретны. У них своя философия, свой мир, свои законы. И эти законы они никогда не нарушают.
— Послушаешь вас, так вы чуть не завтра назовете мне его имя. — Клава почему-то начала злиться.