И тут мне немного взгрустнулось. Даже у этого непроходимого нахала друзья есть, которые его ждут и волнуются, а у меня никого нет. И сколько бы я сам себя не убеждал, что мне никто и не нужен, всё равно на душе как-то муторно стало. Я отвернулся к окну и, меланхолично созерцая довольно однообразный пейзаж, незаметно для себя задремал…
— Приехали!
И зачем так орать, если не хочешь специально кого-то напугать? Встреча моего лба со стеклом вряд ли прошла совершенно бесследно. Для головы, естественно, стеклу-то что будет? А у меня теперь ещё одна шишка появится. Такими темпами скоро целую коллекцию соберу. Радовало, что громогласный возглас Вадима Артемьевича прозвучал неожиданно не только для меня. Не привыкло моё новое семейство, видимо, к столь ярким всплескам эмоций у главы семьи. Анжелика Валерьевна, недовольно морщась, словно у неё все зубы разом разболелись, поднимала выроненную книгу. А Артём, по-видимому, тоже в испуге подскочил и обо что-то ударился. Правда, в отличие от меня он не лоб, а затылок потирал.
Поохивая и покряхтывая, мы стали неохотно выбираться из комфортабельного салона автомобиля. Сроднились с ним за время долгой поездки, наверное. Я вылез из машины и внимательно огляделся кругом. Ничего особенного. Хотя это как посмотреть. Старый деревянный добротный дом в два этажа на кирпичном фундаменте, утопающий в немного подувядшей по случаю поздней осени зелени. Местами заросшие подсохшей жёсткой травой песчаные дорожки. Всё выглядит заброшенным и неухоженным, забор вот только новенький, красный, кирпичный.
— Где это мы? — вволю налюбовавшись окрестностями, спросил я у Артёма.
Странно, но мне с ним, несмотря на наши постоянные стычки, как-то проще было общаться, чем со взрослыми. Может, дело в том, что мы практически ровесники, а может, тут ночные посиделки свою роль сыграли. Всё-таки выпитый совместно чай с бергамотом сближает не хуже алкоголя.
— Это дом покойной матери отца, — обстоятельно разъяснил братец. — Он его после её смерти как дачу использует.
Матери отца? Не зря говорят, что одна случайная оговорка понимающему человеку скажет больше, чем долгая доверительная беседа. Вот почему бы Артёму не сказать просто: «Бабушки?» Так нет же: "Матери отца!" Тут одно из двух: либо у них в семье не принято простое человеческое общение, а только сугубо официальное, где всех на "Вы" и по имени-отчеству называют; либо просто отношения у братца с его бабулей не ладились. Или вообще у всей семьи. Бывает же и такое.
Пока взрослые выгружали привезённые из города вещи, решил прогуляться вокруг дома. Всё равно нас с Артёмом ничего делать пока не заставили, даже наоборот настоятельно попросили под ногами не мешаться. Так не торчать же тупо у машины в ожидании того, что наша помощь всё же может кому-то понадобиться?
Я медленно брёл по тропинке, наслаждаясь свежим воздухом и абсолютным одиночеством, от которого в последнее время практически отвык. Как, скажите на милость, можно ощущать себя одиноким в детдоме, когда кругом постоянно народ толкётся? А про душевное одиночество я просто промолчу. Кого это интересует?
Вернувшись обратно, застал самый разгар жаркой ссоры между родителями. Послушал, послушал и, ничего так и не поняв, тихонько поинтересовался у Артёма:
— Что случилось?
— Да отец ключ от дачи дома забыл. Придётся, наверное, дверь ломать. Не возвращаться же обратно в город.
Да, возвращаться, действительно, как минимум глупо. Мы больше двух часов сюда добирались. Но, бегло осмотрев входную дверь, я сразу же усомнился, что такую махину удастся без проблем выломать. Поэтому и решил ещё раз обойти дом — проверить: вдруг где окно плохо закрыто. Второпях вполне могли не досмотреть. Я, конечно, слабо представлял себе Анжелику Валерьевну лезущей в окно. Очень уж она стильно выглядит. Такой только по подиуму вышагивать, а не по окнам лазить. Но всё какое-никакое для меня занятие. Не стоять же столбом рядом со ссорившимися.
Артём на этот раз зачем-то увязался за мной. Наверное, ему просто надоело сердитые голоса родителей слышать. Мне бы точно надоело — не люблю, когда люди ругаются. Мы с тётей дружно жили. Я даже бранных слов кроме «козёл» да «дурак» ьлгда ещё не знал. Это уже потом, в детдоме, многие полуприличные и совсем уж неприличные слова пришлось выучить, чтобы из общей массы не выделяться. Но нравиться-то они мне больше не стали. А родители хоть и ругались исключительно вежливо, и ни одного плохого слова не прозвучало, но сама интонация, с которой звучали их реплики, меня изрядно напрягала.