Я об Артёме до этого момента не слишком хорошего мнения был. Считал его избалованным, хамоватым и недалёким. А он и в драке мне помог, и сейчас вот перед директором защищал, прямо как настоящего брата. Если уж объективно оценивать, то единственное плохое, что он мне за всё это время сделал, так это «пидором» обозвал. Все остальное было просто ответом на какие-то, возможно, не совсем разумные действия с моей стороны. Так, может, всё не так уж и плохо, как мне вначале показалось, и Артём — вполне нормальный пацан?
— Шувалов, это что за выражения! — шумно возмутился директор.
Но Артёма ему так просто смутить не удалось:
— Да нормальные у меня выражения, Борис Игнатьевич. Всегда ведь так говорю.
Директор устало помолчал, потом озвучил принятое решение:
— Ладно, будем считать, что на уроке физкультуры у вас лёгкое недоразумение во время игры возникло.
— Конечно, недоразумение, — соглашаясь, покладисто кивнул Артём.
А я, заметив изучающий взгляд Бориса Игнатьевича, направленный прямо на меня, усиленно закивал тоже. Недоразумение, как есть недоразумение!
— А семь минут назад в коридоре тогда что было? — и директор, грозно привстав с кресла, указал на экран монитора, на котором с десяток изображений школьных коридоров и кабинетов видно. — Тоже чисто случайно встретились, чтобы пинками да тумаками обменялись? Или у молодёжи теперь так приветствовать друг друга принято?
Артём машинально открыл рот, чтобы ему возразить, но замер на полуслове. Видимо, смысл сказанного директором до него только сейчас дошёл. А я себя в тот момент таким беспросветным идиотом почувствовал. Вот надо же было так бездарно проколоться! Об устранении следов драки с наших лиц и одежды я позаботился, а о том, что камеры видеонаблюдения в школе везде понатыканы, даже и не вспомнил. Привык, видимо, в детдоме, что подобные игрушки там больше для вида висят, чем для дела. А здесь-то всё совсем по-другому.
Надо было мне подобный поворот предвидеть. Ох, надо было! Ведь камер видеонаблюдения сейчас разве что только в туалетах и нет. И то это ещё не факт. Может, и там их тоже установили, только очень хорошо от постороннних глаз замаскировали. Я же ещё это не проверял, надо будет на досуге заняться. А то мало ли что. Вдруг какие-то извращенцы сидят себе да наблюдают, что беспечная детвора у писсуаров делает… И как же мы с Артёмом теперь выкручиваться будем? Даже не знаю.
Поэтому я и тупо молчал, пытаясь незаметно прикрыть сбитые костяшки пальцев. В голову ничего путного не приходило, оставалось только положиться на находчивость новоявленного брата. И Артём в итоге не подвёл. Его даже наличие видео доказательств ненадолго смутило:
— С нашей стороны — чистая самооборона, Борис Игнатьевич. Вы же сами видели, как всё было!
А вот это правильный ход — призвать в свидетели самого директора! Если что-либо не так повернётся, то потом и претензиии можно высказать, что был де Борис Игнатьевич полностью в курсе происходящего, а мер никаких не принял. Ай, ай, ай, как нехорошо с вашей стороны, а ещё директор. Только вот Борис Игнатьевич с точкой зрения Артёма оказался категорически не согласен:
— Хороша же у вас самооборона! Вот он, — и небрежный кивок в мою сторону, — одиннадцатикласснику Лиснянскому руку сломал. И всё это посреди бела дня в стенах школы происходило. А если бы они на улице встретились, тогда что? Убил бы?
Ну и убил бы, если бы у меня никакого другого выхода не осталось. Мне-то не привыкать. Своя рубашка, как дядя Ваня когда-то говорил, всегда ближе к телу. И жизнь свою каждый, как ни крути, всегда выше, чем чужую оценивает. Есть, конечно, и из этого правила приятные исключения. Разные там героические личности, которые ради спасения абсолютно посторонних людей жизнью рискуют, а то и вообще гибнут. Но, как кто-то из умных и известных заметил, исключения только подтверждают правило. А что касается этого Лисянского и его сломанной ручонки, так тот придурок сам виноват. Нечего ко мне лезть было, тем более, с ножом. Так что сам полез — сам и огрёб. Всё исключительно честно и справедливо.