Вот и сейчас у меня такое же чувство сомнения в реальности происходящего возникло. Наверное, поэтому я и не спешил с Тимуром о подслушанном поговорить, что и сам не уверен на сто процентов в реальности тогда мною услышанного. Но чтобы удостовериться окончательно поехала ли моя крыша или ещё нет, решаю вот прямо сейчас и узнать всё.
И неспешно начинаю разговор:
— Я тут вспомнил кое-что любопытное.
— Что? — безмятежно отзывается Тимур, лениво поворачивая ко мне голову.
До этого «братец» в окно пялился. У него окна — фетиш такой, что ли? В школе, как не посмотрю, вечно в окно таращится, дома тоже частенько на этот бездушный пластик залипает. Было бы там хоть что-то интересное, так нет же. Либо грязно-серая стена соседнего дома, либо чахлые полуоблетевшие деревца. Вот на что, скажите, здесь смотреть вообще?
— Кто такая Лизонька? — спрашиваю сразу, без раздумий.
Тимур удивлённо хлопает глазами. Вижу, что он не притворяется, а на самом деле удивлён и даже озадачен. Отвечает почти сразу, без раздумий:
— Без понятия!
— Ты точно никакой Лизоньки не знаешь? — решая всё же уточнить я.
Тимур засомневался, задумчиво теребит то самое злополучное ухо с крестом, которое всем окружающим покоя не даёт.
— Да вроде нет.
— Подумай лучше. — настаиваю я.
— А с чего вообще у тебя этот вопрос возник? — в свою очередь начинает допытываться «братец». — И почему это ты вообще решил, что я должен какую-то там Лизоньку знать?
Приходится объяснять:
— Да я в прошлую субботу разговор родителей случайно подслушал. Говорить ему или нет, что вполне возможно мне всё это просто приснилось? Нет, не буду.
— Подслушал? — ехидненько так переспрашивает Тимур.
— Да не хотел я! — сразу же начал оправдываться, хотя вначале даже не собирался. — Пошёл ночью попить, а они на кухне разговаривали. Хотел сразу уйти, но услышал, что про нас с тобой говорят. Вот и решил послушать.
— И что говорили? — заинтересовался Тимур.
— Мама всё сомневалась: правильно ли они поступили, что тебя взяли. А отец… Он-то как раз и сказал, что какая-то Лизонька любила тебя как родного.
Вижу усиленную работу мысли на лице у братика. Такое впечатление, что давно несмазанные колёсики и шестеренки сначала медленно, со скрипом, потом всё быстрее и быстрее закрутились, разгоняя сложный механизм мозга Тимура. Надо же, а я думал, что он быстрее соображает. Обычно так и бывает. Только видимо школьные задачки от житейских ситуаций настолько далеки, что сознание с неимоверным трудом перестраивается. Полюбовавшись на озадаченного «братца», продолжаю рассказ:
— Потом мать сказала, что в память о Лизоньке нужно помочь ребёнку. Так вспомнил, кто она?
Тимур, немного помолчав, сказал задумчиво:
— Думаю, Лизонька — это моя тётя. Её Елизаветой Артёмовной звали.
И тут как будто что-то в мозгу у меня щёлкнуло, и все кусочки странного и невероятного пазла, которые до этого момента ускользали от моего вечно рассеянного внимания, промелькнули перед глазами и встали на свои места. А судя по полностью охуевшему лицу Тимура, у него тоже что-то подобное в голове сложилось. Мы ошалело смотрим друг на друга, но никто из нас не решается заговорить первым. Подумать только: возможно, мы действительно братья. Сводные, но всё же.
Наконец я не выдерживаю:
— Ты о том же подумал, о чём и я?
Предполагаемый брат откликается сразу:
— Откуда я знаю, что ты там себе напридумывал?
Что ж, раз не хочет говорить сразу прямо, зайдём издалека.
— Вот смотри: у моего отца отчество Артёмович, у твоей тёти — Артёмовна…
— Думаешь, это неспроста? — перебивает меня нетерпеливо.
— Так вывод такой сам собой напрашивается. Ещё вспомни про то, как ты ключ нашёл. И про бородавку на носу у бабки откуда-то знал. Разве не очевидно?
Молчание. Густое, тяжёлое и вполне осязаемое. Кажется, что эту напряжённую тишину ножом, как хлеб, можно нарезать. Хорошо, что длилось недолго, иначе бы я точно не выдержал и сделал что-то, чем уж точно потом гордиться не мог. Тимур всё же отмер, и последовал прямой, но неожиданный вопрос: