Какие ещё сюрпризы нас ждут, папочка?
Смотрю, а Тимур не только лежащие аккуратной стопкой бумаги разворошил, но и в папках копаться начал. Спрашиваю:
— Зачем по папкам шаришься? Там скорее всего всякие договора и акты с его бизнесом связанные. Ничего интересного!
Тимур вздрагивает и пытается засунуть документ, который перед этим изучал, обратно в папку. А меня как-то резко любопытство обуяло. Захотелось узнать, что же он там так пристально разглядывал. Выхватываю у него из рук бумажку и начинаю её рассматривать. Документ внешне немного похож на тот, что отцовство моего папаши в отношении Тимура установил. Только дата — начало этого года, и вместо имени Тимура — моё. Непонятные буковки, циферки. И внизу вполне однозначный вывод: «Основываясь на результатах, полученных при анализе нижеуказанных 20 генетических систем (локусов), биологическое отцовство Шувалова Вадима Артемьевича в отношении Шувалова Артёма должно быть полностью исключено, так как у них общими являются только 10 из 19 информативных локусов». Были ещё какие-то пояснения, но дальше я читать даже не стал. И так всё ясно.
Так ОН — не мой отец?! Сюрприз удался…
11
Прислонившись лбом к холодной металлической окантовке оконной рамы, я стоял и смотрел на бледный диск луны, подёрнутый лёгкой дымкой ночных облаков. Или облака только днём бывают, а ночью по небу только тучи скользят? Не знаю. Да и не важно. Сейчас мне многое, казавшееся раньше ценным и значимым, стало абсолютно неважным.
Тёмные провалы на поверхности луны складывались во вполне узнаваемые черты почти человеческого лица. Так вот почему поэты и писатели понапридумывали столько странных слов и выражений: «луноликий», «лунный лик». Только «лицо» какое-то слишком круглое и неестественно плоское. Как будто кто-то скучающе-равнодушный от беспредельной силы и вседозволенности снисходительно наблюдает сверху за нашей суматошной жизнью. Следит и оценивает человеческие поступки и воздаёт всем по заслугам.
Мда, так я скоро и в божественный промысел верить начну. Что-то совсем не ко времени я размяк и расклеился. Осталось только взять и, как в далёком детстве, безобразно разреветься от жгучей и незаслуженной обиды. Только тогда меня всегда жалели и утешали, а сейчас и пожалеть некому.
Да и не нуждаюсь я ни в чьей жалости!
Перевожу взгляд с равнодушного светила на залитый серебристым лунным светом двор. Привычные очертания детской площадки и деревьев в неверном и переменчивом лунном свете казались чем-то нереальным и сказочным.
Красиво!
Только мне было настолько паршиво, что волшебство ночи не умиротворяло, а ещё больше раздражало и в тоску вгоняло. И мне не ночными красотами любоваться хотелось, а на этот глупо ухмыляющийся с небес шарик волком выть. Больно было так, что и описать невозможно. Как будто с меня живьём кожу сняли, солью её пересыпали и опять на мою окровавленную тушку одели. И сказали: «Живи!» А как жить, когда от болевого шока то сердечный ритм зашкаливает, то мозг от бесконечных мыслей закипает?
А когда боль немного отпускала — хотелось забиться в какую-нибудь малозаметную щёлку, где меня точно никто не найдёт и просто лечь и умереть.
Нет, не дождётесь!
И утихшая было ненависть тёмным грозовым облаком снова стала подниматься из глубин моей исстрадавшейся души и вновь начала отравлять меня ядом ненависти.
Ненавижу! Как же я их всех ненавижу! Всё моё долбанное семейство.
И мать, которая столько лет скрывала, что я отцу вовсе и не родной сын. А ей, шалавой, где-то на стороне нагулянный. Семнадцать лет его «папой» называл, Любил (по-своему, конечно, но любил), а оказалось, что и не отец он мне никакой вовсе. Отчим? Скорее всего. Вот так живёшь себе, живёшь, а потом вдруг раз — и всё с ног на голову переворачивается. И всё, чем раньше жил и во что верил, ложью оказывается.
Вот зачем она так с нами, а? В голове не укладывается. Поначалу-то я её оправдать хоть как-то пытался. Но как не крути, а факты — вещь упрямая.
Допустим, что мать о столь вопиющем факте, как отсутствие между мной и отцом кровного родства и сама не знала. Допустим. Не знаю, правда, как такое вообще могло быть, но предположим, что так и было. Так неужели у неё хоть раз за все эти годы сомнение не появилось? Что-то не верится. Ведь внешне я на того, кого папой считал, не похож. Вот ни на столечко не похож. Сколько раз знакомые при очередной встрече родителям говорили: «Артём у вас — просто вылитая мать!» Да после таких слов у неё хоть что-то внутри должно было дёрнуться, раз с кем-то кроме мужа кувыркалась.