- Это не ваше дело, уважаемый.
Первые капли холодного дождя падают на нос и щеки. Нет, это не слезы. Это лишь издевка коварной стихии. Как театрально, право слово. Сплошной гротеск.
- Верно, - блондин усмехается и выбрасывает недокуренную сигарету в воду. Резко оборачивается и смотрит в упор:
- Хотел умереть?
«Хотел умереть?»
Вопрос застает врасплох. Ал и сам не знает. Не знает, чего хотел и что дальше. Не знает, что делает здесь и что делать дальше. Не знает, что хочет от него этот странный человек и как себя вести. Или же – чего сам Альфред хотел от этого красивого утонченного танцора.
- Это вас тоже не касается, - все же выдавливает он сквозь зубы и разворачивается, чтобы уйти.
Противный холодный дождь уже превратил волосы в слипшиеся сосульки, противно липнущие к лицу. Промокший воробей, да и только. Растрепанный. Потерянный. Несчастный. Жалкий…
- Вероятно, - все так же ровно отвечает танцор. И добавляет уже в спину уходящему студенту: "Не хочешь попасть в беду - не приходи. На тебя положили глаз. Не самые лучшие люди, если ты понимаешь, о чем я. Твой чистенький мирок может ОЧЕНЬ пошатнуться".
Альфред медленно оборачивается и вдруг смеется каким-то жутковатым смехом слабоумного. Замолкает так же резко, как и начал. Поднимает взгляд и смотрит в упор:
- А что, если я УЖЕ в беде?
- Тогда "Приют" не то место, где ты можешь спастись, - тихо отзывается Герберт, прикрыв на секунду глаза. - Поверь мне.
Альфред разворачивается и уходит, так ни разу и не обернувшись. Герберт еще долго смотрит ему вслед. Самого его «приют» как раз спас. Только и бездна, из который он выбрался – была самым настоящим адом. Хуже быть уже не могло. Вряд ли у этого студентика было так же. Падшие ангелы – не подходящая компания для такого наивного и светлого юноши. Альфред ошибся. Очень ошибся. Но он еще может исправить свою ошибку без дальнейших последствий для себя. А Герберт… что Герберт? Возможно, где-то там спасение этой души ему зачтется. Свету не место среди гнили и разврата.
***
POV Альфреда.
Моя жизнь словно разделилась на «до» и «после». Смешно, правда? Какой-то стриптизёр, по-сути, обладал властью провести посреди моей жизни черту. Ну-ладно, ладно. Танцор. НО…
Я стал замкнут и нелюдим. Не один человек говорил мне это, да я и сам ощущал в себе изменения. Не то, чтобы меня это радовало. Ночь, последующая за моим возвращением после событий у моста… Эта ночь, а точнее, ее жалкий огрызок, был проведен в чем-то наподобие бреда. Сном эту кашу назвать я не смогу при всем своем желании. Мечась по своей кровати (благо единственный мой сосед по комнате храпел и в ус не дул), я то проваливался в какую-то липкую «кашу» из вспышек, образов и ощущений, то выныривал из нее с гулко колотящимся сердцем. Несколько раз мне вообще казалось, что я уже проснулся, в то время как тело продолжало спать, а «пробуждение» было ложным. Сон внутри сна. Ал и вовсе бы не сразу определил это, ведь все было так естественно. Хмурое утро и реплики однокашника. Сборы на вторую пару и сломанный замок на ботинке. Все было естественно, пока в комнату со скучающей миной не вплыл танцор, развалившись на невесть откуда взявшейся третьей кровати. Такого быть точно не могло, поэтому я заподозрил, что просто нырнул в другую грань сна, что и случилось на самом деле. Не самое приятное явление, должен вам сообщить. Не отличать сна от яви. «Проскакав» так пару «слоев» я, наконец, сумел вынырнуть в «наш мир», обливаясь холодным потом и тихо всхлипывая в подушку. На предыдущих слоях я испытал на себе ледяной шок, когда вдруг очутился один среди снежной каши. Почему-то абсолютно голый. Мне было холодно и страшно. Я обхватил себя руками и пытался звать кого-то. Кто нашел бы меня. Согрел бы меня. Взял за руку, которая уже не ощущала практически ничего. Я кричал и кричал, но из моего горла не вырывалось ни звука. Я сорвал себе связки, не выдавив из себя и комариного писка. Меня не услышал никто. Я замерз, в конце ощутив слабое дуновение зноя. Холод был милосерден. Еще один «слой» порадовал меня давящей чернотой, в которой я барахтался, словно окунувшись головой в вязкую смолу. Руки и ноги казались неподъемными. Собственная кровать, на которой я сидел давече – растворилась в этой субстанции, не оставив после себя и крошки вещества. Я сказал, что плавал в этой черноте? О нет, я ошибался. До этого я словно был окутан неким пузырем, что спасал меня от разъедающего эффекта этой дряни. Но вот, «пузырь» лопнул и «смола» подбиралась все ближе и ближе. И все это в полном безмолвии. Неумолимо и неотвратимо. Неспеша. Вдруг раздался страшный скрежет и в «смоле» возникла рваная прореха. Я не верил своим глазам. Сквозь нее протянулась рука и настойчиво поманила меня за собой. Почему мне казалось, что я знаю эту руку? Едва ли уловимый аромат цитруса и зеленых яблок был мне послан в подсказку? Я тянулся изо всех сил. Я напрягал каждую мышцу и сухожилие. Словно даже сам сустав выходил из «пазов». Но… Я не успел. Совсем немного. Прореха схлопнулась и чернота начала поедать меня, отрывая от моей плоти куски мяса. И так свежо пахло зелеными яблоками. Словно в насмешку. Последний же слой, после которого я таки вынырнул на поверхность и пробудился взаправду – был не менее горек. Теперь я шел в светлом… очень светлом пространстве. Это было не на земле, точно вам скажу, ибо понятий «верх» и «низ» как таковых тут не было. Я шел словно внутри куба. То по «стенкам». То по «ребру». То по «потолку». Шел и шел. Сам не зная куда. Вроде все было спокойно. Вроде на душе было безопасно, но… Ровно. Серо. Монотонно. Шаг. Еще шаг. Еще один. Поворот. И вот я заметил нечто, отличающееся от всего остального, что здесь находилось. Я увидел решетку из воздуха, но ( в этом я нисколько не сомневался) сквозь ее пруться проникнуть не могло бы ничто. Внутри была темнота, но, не такая, как в предыдущем «слове» - агрессивная и опасная, нет. Точнее, опасная она была, но не тем. Она словно выпивала жизнь, крадя все радости и надежду. Высасывая и оставляя после себя лишь серость и одну оболочку. Почему я знал это? Без понятия. Внутри был человек. Фигура. Я не сразу заметил его, ибо все тело было закутано в черный же плащ с глубоким капюшоном, а лицо было отвернуто от меня. Человек сидел спиной к решетке и не шевелился. Ему словно было все равно. Я подошел ближе, влекомый какой-то странной печалью. Я непременно хотел понять, кто там сидит и за что. То, что решетка – была темницей собственного разума «провинившегося» - я не ведал. Не понял. Я всячески старался заглянуть за край капюшона, подходя то с одной стороны, то с другой. Пытаясь окликнуть «узника» либо как-то еще привлечь к себе внимание. Наконец, человек издал едва слышный вздох и голова его на пару сантиметров повернулась в мою сторону. Так тяжело, словно узнику это стоило неимоверных усилий. Я подавился воздухом. Захлебнулся, а после – закричал. Из-под капюшона выбивалась лунно-белая прядь волос. На меня смотрели глаза Герберта. Глаза, не выражающие уже почти ничего. Потухшие, словно жизнь более не теплилась в них. Они были пусты. От своего второго крика я проснулся, обливаясь холодным потом. Им же пропиталась и скомкавшаяся простыня. Это сколько я так метался и сучил ногами. Кричал ли только во сне или наяву тоже? Спасибо, Господи, за крепкий сон моего соседа, ибо объясняться не было ни сил ни желания. В эту «ночь» я понял одно – танцор еще появится в моей жизни. Я САМ еще приду в «приют». Вопрос только, сколько смогу продержаться? Возможно сны это просто глупые сны и утром будет лучше. Возможно, глупая блажь оставит мою больную голову и все вернется на круги своя.