Гелла посинела, чувствуя, как жизнь медленно вытекает из неё сквозь стальную хватку Харта. – Ты ведь хотела продолжения игры, правда? Ты так это называла, да? – продолжил Харт, – но вся игра сошлась к тому, что всё, что мы пережили с тобой – не больше чем фокус восприятия, который хочет скрыть от тебя единственную истину – ты смертна, и нет более ничего, что имело бы смысл, дабы оттянуть этот финальный момент! Всё потому, что тебя больше не будет никогда, и даже если придётся пожертвовать родителями, Империей, жёнами, сыновьями, дочерями, друзьями и всем остальным, я останусь в живых и буду выше всех! – пуская слюни, кричал в припадке Харт, одновременно с тем, как музыка вокруг играла всё громче.
– Ты прав, Стиви, – прокряхтела Гелла.
– О, да? И только на пороге смерти ты осознаешь это?
– Да, ты прав. Ты всегда был таким, начиная с того, что тебя всегда интересовали исключительно твои собственные чувства, – Гелла сделала резкое движение рукой, высвободив её из-под тяжести наседавшего, и вцепилась в запястье Харта.
– Что? – открыл от удивления рот Император, чувствуя, как его хватка слабеет.
– Начиная с того, как ты в припадке своего эгоизма избил Боба и кончая тем, что начал геноцид трайба Утконоса ради своей прибыли, ты всегда думал только о себе.
– Отпусти! – задрожал Харт, теряя равновесие, в то время как Гелла начала подниматься, всё ещё сжимая его руку.
– Ты называешь Майкла предателем, но это ты со своим «крестным отцом» Империи – настоящие предатели, ублюдки, которые не ценят жизнь, хотя и кричат о своем милосердии и правоте на каждом шагу. Вы не любите жизнь, но боитесь смерти.
– Что… Что за х***ю ты несёшь? Отпусти меня! Я приказываю!! – вопил Император.
– Ты знаешь, о чём это всё. Я думала, что, освободив тебя, мы станем все свободны, но я обманывала сама себя. Пока хотя бы одно единственное существо в этой вселенной чувствует боль, мы не можем сбежать и закончить игру. Так найди в себе силы служить, раз ты встал так высоко! А не беги от ответственности как последний трус!
Харт, чувствуя, как начинает свое падение, затрясся всем телом: «Это твои безумные фантазии! Ни один правитель не будет служить народу! Власть для того и даётся, чтобы защищать себя и тех, кто рядом! И я не дам такому абсурду забрать у меня трон!».
– Но ведь ты не заботишься даже о своей семье.
Харт задрожал ещё больше, продолжая орать на Геллу, которая уже возвышалась над ним, подобно змее, готовой броситься на маленького кролика: «Я отец и муж! И это моя ответственность защищать их и…».
– Ты не любишь их, Харт, – перебила его Гелла – ведь ты боишься впустить это чувство вновь в своё сердце, потому что тогда тебе предстоит встретиться с ошибочностью твоего пути от начала до конца, ты всё ещё боишься поменять свою жизнь настолько радикально, чтобы стать тем Императором Сердца, каким ты можешь быть на самом деле.
– Ты ничего об этом не знаешь! От меня зависят многие и в Империи, и в стране Утконоса. Если я сделаю что-то не так, то меня просто уберут, как сломанную шестерёнку и заменят новой.
– Хватит трястись, мужик ты или кто?! – рявкнула Гелла, заставив Харта замереть, – хватит искать оправдания, а просто сделай то, на что нашлись яйца даже у глупой бабы, как ты говоришь! А это, – Гелла начла складывать ладонь в кулак, который стал кровоточить от впившихся в плоть ногтей.
– Нет, прекрати!.. – чуть не плакал Император, упав на свой зад и тщетно пытаясь достать свой палец изо лба Геллы, но все попытки это сделать оказались тщетны, поскольку кровь, свернувшись, намертво схватила Императора.
– Ты ведь даже и не догадывался, Харт, что той, кому было больнее, была я, ведь ты был моей по-настоящему первой любовью, но, тем не менее, мне пришлось оставить тебя. И знаешь почему?
Харт, выпучив глаза и превратившись, как он думал, в камень, который не заметит хищник, обезумев, смог лишь вопросительно моргнуть пару раз.
Гелла беззлобно улыбнулась: «Потому что от тебя воняет».
– А?.. – удивленно открыл рот Харт, тут же получив удар такой силы, что челюсть его хрустнула, а выбеленные зубы вылетели один за другим.
Одновременно с этим музыка достигла своего кульминационного пика и с его высоты взорвалась тысячью фейерверков, которые окрасили почерневший мир Харта в разноцветные круги жизни.