Когда она умерла, я хотела все бросить.
Когда Дева умерла, я хотела уйти из университета, уехать из города, забыть его проклятые улицы, которые внезапно окрасились красным цветом ее крови.
Но я не могла сдаться.
Потому что и у меня были кое-какие достоинства – например, мое упрямство, желание достичь цели. Я всегда добиваюсь своего. И, так или иначе то, что мне нужно, всегда оказывается в моих руках.
Часто Дева говорила, что я жуткая эгоистка и думаю только о себе. Конечно, это неправда. Я думала о ней. Я всегда защищала ее, если она попадала в передряги (часто по моей вине), помогала с учебой (она даже окончила школу лучше меня), помогала с деньгами.
Мы мечтали пойти в поход, спуститься по реке. Мне было любопытно, каково это – жить в лесу среди дикой природы, готовить на костре пищу и мыться в озере. А потом Дева умерла.
И я так и не купила палатку и не готовила пищу на костре.
…
Кладбище было просто отвратительным. Земляная жижа облепила подошвы ботинок, и тишину то и дело нарушало невнятное «чавк-хлюп», пока я шла к нужной могиле. Вязкий туман облепил надгробия, обрывками повис на голых корявых ветвях деревьев. В любую секунду из земли могли нагрянуть призраки и утащить меня в Ад.
Я замедлила шаги и остановилась перед мраморным надгробием, которое установили ее родители. На могиле уже лежал букет свежих роз, и я положила рядом свой. Дева была без ума от белоснежных роз. Наверное, цветы напоминали ей ее – непорочные, нежные, но, когда я озвучила эту мысль вслух, подруга лишь рассмеялась в ответ.
Я присела напротив ее ухоженной могилы на небольшую скамеечку и, опершись локтями в колени, склонилась вперед. Все то время пока я ехала в автобусе и нервно сжимала в кулаках сладости, пока собиралась дома, - голова была полна мыслей и идей. Мне хотелось столько рассказать Деве, поделиться столькими новостями, но вот я тут, и голова вмиг опустела.
- С чего же мне начать? – спросила я вслух. Ответом был лишь шелест ветра в опавшей листве да крик ворон. – В прошлый раз я рассказала тебе о том, как профессор Блейк угостил меня виноградом со своих грядок. Я отдала его Анджеле и Лиле – вдруг он проклят? – Я резко выпрямилась, шлепнув по бедрам ладонями. – Не поверишь, что я сегодня сделала, Дев! Говорю тебе, ты будешь смеяться, как одержимая, когда я расскажу тебе, как пыталась убедить в магазинчике рядом с домом, в том, где покупаю тебе иногда твои любимые булочки со сгущенным молоком, Райана Эверетта, что не проглотила язык! Это была умора, Дев, говорю тебе!
Я хохотнула, а затем, прочистив горло и напустив в голос серьезности, начала:
- Представь себе эту картину. Ух, мои щеки все еще пылают! И, между прочим, я из-за тебя не отправилась в романтическое путешествие. Шучу, Дев. Он всего лишь предложил подвести меня…
Затем я рассказала подруге, которая покоилась под землей, куда настойчиво просачивался липкими клубами туман, о том, что случилось на самом деле. Я не думала, что веду себя странно. Дева Роуз была моей самой лучшей подругой. Мы гармонировали как Инь и Ян, как черное и белое.
Всегда, стоило мне присесть напротив ее могилы, рот не закрывался. Я стремилась выболтать фотографии на надгробной плите все: и об учебе, родителях, новых подругах, озвучивала идеи, желания, все мысли, будто вписывала в личный дневник, вкладывала саму себя. Мне просто казалось, даже несмотря на то, что прошло уже немало времени, что Дева до сих пор рядом, может быть даже сейчас. Сидит рядом на скамейке, а ее невидимая рука лежит на тыльной стороне моей ладони. Ободряюще сжимает.
Дева просто не может не слышать меня.
Сейчас, в своем загробном мире, в том самом Раю, она лежит на пляже в своем белоснежном бикини и пытается обзавестись привлекательным золотистым загаром, чтобы стать похожей на фотомоделей из журналов. Лежа на шезлонге, ножки которого утопают в раскаленном песке, Дева потягивает освежающий коктейль через трубочку и хохочет что есть силы от моих ужасных ляпов.
Я тоже прилегла.
Она – на шезлонге, на берегу сверкающего бриллиантами синего океана, а я – на деревянной отсыревшей скамейке на кладбище. Я немигающим взглядом посмотрела на небо; смотрела до тех пор, пока глазные яблоки не стало жечь, а к вискам не скатились дорожки слез. Судорожно вздохнув, я увидела, как с губ слетают облачка пара.