— Что такое? Фархад что-то сделал тебе? — Я уже чувствовал, как в кровь ударил адреналин. В этот раз я точно убью его.
— Нет. Его даже не было за завтраком. — Ламия поджала губы и вытащила из кармана зеленое яблоко. Она протянула его мне. — Я незаметно стащила его с кухни.
— Для меня? — изогнув бровь, спросил я.
— Да. Ты, наверное, голоден. Надеюсь, ты любишь яблоки. — Эти глаза смотрели на меня взглядом напуганной лани, вызывая какое-то странное чувство в груди.
— Не нужно было беспокоиться. Но спасибо. — Я взял у неё яблоко и надкусил его. Ламия улыбнулась. Она была слишком невинной для этого мира. Будто совсем еще ребенок.
— А почему папа не был на завтраке? Ты не знаешь? — Она села на кровать и часто захлопала своими большими глазками, в которых промелькнул интерес.
— Спит, наверное, — усмехнувшись, ответил я.
Представляю, какой он поднимает бунт, когда проснется. Видимо, я не рассчитал силу и надолго вырубил его. Так даже лучше. Но меня беспокоило то, как отреагируют на это дома. Мне точно устроят разнос. Я второй раз подставил себя и Фламе. И всему причиной стала дочь Фархада. Это даже звучит смешно.
— Я вчера кое-что узнала.
— Что?
— Папа говорил о том, что из подземной бочки кого-то освободили. И еще он сказал, что Кави отказался участвовать в охоте.
— Про бочку я знаю. Что насчет охоты? Почему Кави отказался?
Ламия ничего не ответила. Её глаза заблестели. Она часто заморгала, чтобы не заплакать. Меня это немного напрягало.
— Золушка, ты не ответишь на мой вопрос?
— Мое лицо никому не понравилось. Так сказал папа.
Она повернулась ко мне спиной и села по-арабски. Я встал с кресла и пошел к выходу, положив яблоко на комод.
— Куда ты? — хриплым голосом спросила она.
— Скоро вернусь.
Я вышел из спальни и направился в комнату Фархада. Осторожно открывая двери, я старался не попасться никому на глаза. После вчерашнего они наверняка усилили охрану.
Оказавшись у восьмой двери, я осторожно открыл её. Теперь там стояло четыре охранника. Я вытащил из-за пояса нож, который мне дал Саад. Этот гаденыш так затачивал их, что острие протыкало даже череп.
Теперь нужно было следить за камерой. У меня пятнадцать секунд, чтобы справиться со всеми.
И снова я натворю дел в гневе. Отлично. Дома мне все равно достанется. Хотя бы испытаю кайф от своей ошибки.
Как только камера повернулась в сторону, я резко открыл дверь и ударил в затылок двоих охранников. Другие двое стояли напротив них. Пришлось проткнуть им обоим горло. Им повезло меньше. Они видели мое лицо.
Я вошел в спальню Фархада. Этот идиот еще не очнулся. Но на прикроватной тумбе лежали медикаменты. Значит, его осматривал врач. Я подошел к нему и зажал лицо тряпкой, чтобы он не увидел меня, если откроет глаза.
Фархад зашевелился. Я усмехнулся и отрезал ему половину уха. Пусть почувствует эту боль, ублюдок. Он начал кричать. Я ударил его по голове рукоятью ножа. Он снова отключился. Убрав руку с его лица, я прищурился.
— Мне никогда не нравился твой большой нос, который ты везде совал. Будет хорошо, если я избавлю тебя от него.
***
Ламия
Я нервно расхаживала по комнате. Артур еще не вернулся. Я с учащенно бьющимся сердцем прислушивалась ко всем звукам за дверью. Мне не хотелось, чтобы его поймали. В такое время он мог легко попасться.
Когда дверь в комнату открылась, я ринулась к нему и чуть было не обняла. Слава богу, мне хватило ума этого не делать. Я вовремя остановилась.
— Ты в порядке? — Я заметила кровь на его руках. — Ты ранен?
— Нет. Это не моя кровь. Со мной все хорошо, — Артур направился в ванную.
— Почему ты так внезапно вышел?
Он ничего не ответил. Только одарил меня ледяным взглядом через зеркало, перед которым он смывал с рук кровь.
— Ты убил папу?
— Нет. Он пока нужен мне живым. — Артур прищурился. — А ты хотела бы, чтобы я его убил?
— Не знаю.
— Твой отец тот еще ублюдок. Нет ничего плохого в том, что ты будешь желать ему смерти.
— Но это все равно неправильно. Разве нет?
— Почему это неправильно?
— Он же мой отец.
Артур резко повернулся. Он подошел ко мне и расставил руки по обе стороны от моей головы.
— Твой отец насилует девушек и расчленяет их, — грубым тоном произнес он. — Он садист, которому не жаль собственную дочь. Не чувствуй вину за то, что желаешь его смерти.
Я кивнула ему, рассматривая вблизи строгое лицо. Артур заставлял меня бояться его и в то же время чувствовать себя в безопасности рядом с ним. Слишком много противоречивых чувств.