Она не предложила.
— Мне только что звонил Джон Мэддокс, — сказал я. — Теперь он хочет книгу через две недели, а не через месяц.
— Господи! Как же нам везет!
— Сегодня мне вряд ли удастся провести с Адамом еще одно интервью.
— И что вы предлагаете?
— Не мог бы кто–то подвезти меня к отелю? Я хочу поработать сегодня над текстом.
Она выдохнула дым через нос и пристально посмотрела на меня.
— Вы не планируете забрать с собой рукопись?
— Конечно, нет!
Когда я обманываю, мой голос всегда поднимается на октаву выше. Я не мог бы стать политиком, потому что говорил бы тогда, как Дональд Дак.
— Мне нужно обработать текст, который мы сегодня записали.
— Надеюсь, вы понимаете, насколько все это становится серьезным?
— Да, понимаю. Если хотите, можете проверить мой ноутбук.
Она выдержала паузу — достаточно долгую, чтобы выразить свою подозрительность.
— Хорошо. Я верю вам.
Амелия бросила дымящуюся сигарету на дорожку, деликатно загасила ее кончиком туфли, затем наклонилась и подобрала окурок. Я представил себе, как в школьные годы она сходным образом убирала улики — популярная девушка, которую никогда не ловили за курением.
— Собирайте свои вещи. Я скажу парням из охраны, чтобы кто–то из них отвез вас в Эдгартаун.
Мы вернулись в дом и расстались в коридоре. Она вошла в комнату, из которой доносились телефонные звонки. Я поднялся по лестнице и, подойдя к двери кабинета, услышал ссору между Адамом и Рут. Их голоса были приглушенными. Я разобрал только конец ее последней фразы: «…проводя здесь остаток моей проклятой жизни!» Дверь была приоткрыта. Я не знал, что делать. Мне не хотелось мешать им, но, с другой стороны, я не мог оставаться здесь, рискуя быть заподозренным в подслушивании чужих разговоров.
Я тихо постучал и после паузы услышал, как Лэнг произнес:
— Войдите.
Он сидел за столом. Его жена находилась в другом конце комнаты. Они оба тяжело дышали. Вероятно, у них произошла серьезная размолвка. Давно сдерживаемый гнев прорвался извержением семейного вулкана. Теперь мне было ясно, почему Амелия выбежала из дома и закурила сигарету.
— Извините, что помешал, — сказал я и указал рукой на мои вещи. — Вы не против, если я заберу тут кое–что…
— Да, конечно, — ответил Лэнг.
— Пойду позвоню детям, — со злостью проворчала Рут. — Если ты еще не сделал этого.
Лэнг смотрел не на нее, а на меня. И ох какие слои смысла читались в его тусклых глазах! Он как бы приглашал меня увидеть, что стало с ним — лишенным власти, поруганным врагами, гонимым, тоскующим по родине, пойманным в ловушку между женой и любовницей. Об этом кратком взгляде можно было написать сотни страниц и все–таки не исчерпать его до дна.
— Прошу прощения, — сказала Рут и быстро направилась к выходу.
Она едва не снесла меня в сторону, когда ее небольшое крепкое тело столкнулось с моим.
Чуть позже в дверном проеме появилась Амелия. Подняв руку с телефоном, она громко объявила:
— Адам, это Белый дом! С тобой хочет говорить президент Соединенных Штатов!
Она улыбнулась и поманила меня к двери.
— Вы не возражаете? Нам нужна тишина.
* * *Когда я вернулся в отель, уже стемнело. Впрочем, света в небе еще хватало, чтобы увидеть большие черные облака, катившиеся с Атлантики и уже нависавшие над Чаппакуиддиком. Девушка в кружевном чепце, стоявшая за стойкой администратора, сказала, что на нас надвигается грозовой фронт.
Я поднялся в свой номер и, не включая света, подошел к окну, за которым раздавались звуки ветра, треск старой вывески и несмолкаемый грохот и шелест прибоя за пустой дорогой. Маяк включился как раз в тот момент, когда его луч был направлен на отель. Внезапная вспышка красного света выдернула меня из задумчивости. Я включил лампу на столе и вытащил ноутбук из наплечной сумки. Мы с ним проделали длинный путь. Мы вытерпели амбиции рок–звезд, которые мнили себя пророками, спасавшими планету. Мы пережили односложное мычание футболистов, на фоне которых лепет седой гориллы показался бы декламацией шекспировских сонетов. Мы имели дело с давно забытыми актерами, способными обставить римских императоров по уровню спеси и количеству свиты. Я по–дружески похлопал компьютер ладонью. Его некогда блестящий металлический корпус был поцарапан и отмечен выбоинами — боевыми ранениями, оставшимися после дюжины военных кампаний. Мы с честью прошли через них. И уж как–нибудь пройдем через эту.