— Нет, никакого ребенка, — твердо ответила Кэрол, и в ее голосе Чарли почудились нетерпеливые нотки. — Просто я хочу жить своей собственной жизнью. И я хочу быть с ним. Кроме того, мне не хотелось бы еще больше осложнять твою жизнь. Почему ты не можешь понять, Чарли, что ничего уже не поправишь? С нами с обоими что-то случилось, и даже я сама не знаю — что. Так иногда бывает, и с этим уже ничего не поделаешь. Это как смерть, как разбитые часы — ни починить их, ни заставить их идти вспять уже невозможно. Чарли и Кэрол больше нет — они умерли. Во всяком случае, я — прежняя я — умерла навсегда. Тебе придется научиться жить без меня.
— Я не смогу… Произнося эти слова, Чарли как-то странно закашлялся, и Кэрол поняла, что он чувствует. Рыдания душили его. Несколько дней назад они случайно встретились на улице, и Кэрол была поражена его видом. Он сильно похудел, черты лица заострились, и только глаза на бледном лице горели лихорадочным огнем, однако, несмотря на это, она нашла его по-прежнему привлекательным. Чарли всегда был очень хорош собой, и несчастье странным образом сделало его вдвойне интересным. Но, увы, ее это больше не волновало.
— Я не смогу жить без тебя, Кэрол, — повторил Чарли, и Кэрол невольно подумала, что самое худшее заключается в том, что он сам в это верит.
— Сможешь, Чарли. У тебя просто нет другого выхода.
— Но зачем? Зачем мне жить?
Над этим вопросом Чарли думал постоянно, и, как ни старался, он не мог найти ни одной достаточно веской причины, чтобы бороться и жить дальше. Женщина, которую он любил без памяти, ушла, а работа наскучила. Большую часть времени он проводил в одиночестве, и даже дом, которым он когда-то так гордился, стал казаться ему унылым и пустым. Но, несмотря на это, Чарли не торопился продавать его — слишком много приятных воспоминаний было у него связано с этими стенами.
За что бы он ни брался, что бы ни делал — он обязательно вспоминал Кэрол, которая вошла в его жизнь и стала ее неотъемлемой частью. Чарли никак не удавалось представить себя отдельно от нее, и, насколько он помнил, за все десять лет ему ни разу не захотелось остаться одному. И вот теперь она ушла, а ему остались только горько-сладкие воспоминания о прежней жизни, которую Чарли так хотелось вернуть. Но Кэрол больше не принадлежала ему — она принадлежала этому чертову ублюдку Саймону.
— Перестань, Чарли, прошу тебя! Ты ведешь себя как старик, а ведь тебе всего сорок два года. Еще не поздно начать все сначала. У тебя впереди целая жизнь, и ты еще можешь быть счастлив, если по-настоящему захочешь. Подумай хотя бы о своей карьере! У тебя замечательные способности, у тебя опыт, имя, репутация. Ты можешь стать блестящим дизайнером-проектировщиком, которого все будут уважать и ценить. Наконец, ты можешь встретить и полюбить другую женщину, у тебя даже могут родиться дети.
Это был странный разговор, напоминающий беседу двух глухих, и Кэрол прекрасно это понимала. Просто она не знала, как заставить Чарли взять себя в руки, и это повергало ее в отчаяние. Именно поэтому она не прекращала своих попыток, хотя долгие душеспасительные беседы, которые она вела с ним, начинали всерьез раздражать Саймона. Он считал, что они должны развестись, поделить вещи и разойтись окончательно и навсегда, чтобы, как он выражался, «не рубить собаке хвост по частям». По его мнению, и Чарли, и Кэрол были достаточно молоды, чтобы начать все сначала и обрести счастье с кем-то другим. А поведение Чарли ему очень не нравилось. Конечно, говорил он, если ему охота выставлять себя на посмешище — это его дело, но он был далеко не в восторге от того, что Чарли продолжает давить на Кэрол.
— Рано или поздно такое случается с каждым или почти с каждым, — не скрывая раздражения, сказал он как-то Кэрол. — Например, мои первые две жены сами бросили меня, но, можешь мне поверить, я не пресмыкался перед ними, умоляя вернуться, и не бился головой о стены. Живя с тобой, Чарли просто избаловался. По-моему, он продолжает считать, что весь мир должен вращаться вокруг него одного!
После этих слов Саймона Кэрол вовсе перестала говорить с ним о Чарли. Лишние конфликты ей были ни к чему — Кэрол вполне хватало чувства вины, которую она испытывала перед бывшим мужем. О том, чтобы вернуться к нему, не было, разумеется, и речи, и все же Кэрол не хотелось бросать его без всякой помощи и поддержки, как бросают у дороги сбитую машиной собаку или кролика. Кэрол прекрасно знала, что это она сбила Чарли; это она проехалась по нему всеми колесами, однако сейчас Кэрол никак не могла придумать, как ему помочь — как сделать так, чтобы он поскорее забыл ее. Она несколько раз пыталась говорить с ним, но Чарли наотрез отказывался даже признать возможность того, что он сможет существовать без нее. Чарли тонул сам, и у Кэрол было такое ощущение, что он твердо решил утянуть с собой на дно и ее. И далеко не сразу Кэрол стало ясно, что — хотя бы для собственного спасения — ей придется оттолкнуть его от себя.
В конце сентября они наконец-то поделили вещи. Саймон отправился на север Англии, где у него было предприятие, принадлежавшее его семье на протяжении уже двух веков, а Кэрол провела мучительно-бесконечный уик-энд в их прежнем доме. Чарли пытался обсуждать с ней чуть ли не каждое блюдце и каждое полотенце, и вовсе не потому, что хотел оставить себе больше, чем полагалось по закону. Он просто хотел вызвать Кэрол на разговор, чтобы попытаться переубедить ее и заставить уйти от Саймона.
В результате эти два дня стали кошмаром для обоих. Слышать униженные просьбы и мольбы Чарли Кэрол было так же неприятно, как ему — их произносить. Он был сам на себя не похож — такого Чарли Кэрол не знала, однако, судя по всему, он был преисполнен решимости не дать ей ускользнуть, не попытавшись уговорить или, на худой конец, разжалобить ее. Слушать его Кэрол было не просто противно — ей было по-настоящему страшно за него, хотя Чарли все же каким-то чудом удержался и не пригрозил ей совершить самоубийство. И все же она знала, что Чарли старается напрасно и что своего решения она не изменит, Воскресным вечером, когда Кэрол уходила, Чарли все же извинился перед ней. Выглядел он ужасно, дай Кэрол, которую его негромкие слова настигли уже в дверях, была выжата как лимон.
— Прости, Кэрол, — сказал он, — я вел себя, как настоящая задница, и наверняка испортил тебе выходные. Я просто не понимаю, что со мной творится. Каждый раз, когда я вижу или слышу тебя, я буквально схожу с ума.
Это были первые его нормальные слова с тех пор, когда в субботу утром они начали переписывать вещи и решать, кому что достанется.
— Я все понимаю, Чарли, — ответила она. — Я знаю, как тебе трудно, но…
Кэрол не договорила. Ей тоже было очень и очень нелегко, но она всерьез сомневалась, что Чарли это понимает. А он и не пытался ничего понять. С его точки зрения, все выглядело предельно просто: Кэрол уходила от него к другому, уходила по своей собственной воле. С самого начала у нее был Саймон, и поэтому она ни минуты, ни секунды не чувствовала того обжигающего одиночества, которое покрывало смертоносным пеплом равнину его души. Рядом с Кэрол постоянно был человек, способный и поддержать, и утешить ее, если ей вдруг становилось трудно и тоскливо. У Чарли не было никого. Всего, чем он дорожил в жизни, Чарли лишился в одно мгновение, а начинать новую жизнь не хотел, отчаянно цепляясь за призрачную надежду, что, может быть, произойдет чудо, и все вернется на круги своя.
" — Просто мне все это очень не нравится, — сказал Чарли, по-собачьи заглядывая в глаза Кэрол. — Никто из нас от этого не выиграет. Надеюсь, ты не пожалеешь о своем решении.
— Я тоже на это надеюсь, — ответила Кэрол и, быстро поцеловав его в щеку, пожелала ему всего хорошего. Через несколько минут она уже отъехала в бутылочного цвета «Ягуаре» Саймона. Чарли долго стоял в дверях, глядя ей вслед и пытаясь как-то примириться с тем, что все кончено и Кэрол никогда больше не будет с ним. Он вернулся в гостиную, но разложенные повсюду вещи Кэрол и их фарфоровый сервиз в коробке на обеденном столе продолжали напоминать ему о том, что надежды больше нет. Тогда Чарли закрыл за собой дверь, опустился в кресло и заплакал так горько, как еще никогда в своей жизни не плакал. До сегодняшнего дня он не осознавал, как ему не хватает Кэрол. Даже уик-энд, проведенный с нею в разговорах о разводе и о вещах, был для Чарли лучше, чем эта наступившая пустота.