— Искра, председатель Звездного комитета. — Остап прошелся по комнате, сдвинул в ряд кресла, выкатил их на балкон. — Садитесь… и рассказывайте. Что с вашим звездолетом-мастерской, где он? Где остальные?
— Как, радиограммы не получены, вы ничего не знаете?!.. — голос Галины Крон задрожал. — Выходит…
— Ничего не выходит, Галинка, — сказал Стефан Март, усаживаясь в кресло. Не забывай, что на Земле прошло… какой сейчас год, председатель?
— Две тысячи сто семнадцатый.
— … прошло 69 лет. За эти семь десятилетий было столько событий, что радиограмму могли потерять или забыть.
— Не потеряли, не забыли… во всяком разе, то, что дошло… — Искра достал лист бумаги, развернул. Но дошли, к сожалению, обрывки. Вот: «…ние, Солнечная!» — вероятно, «Внимание». «Буревестник»… шумы… «мы летим со скоростью ноль девяносто одна от световой…» — Искра вопростиельно взглянул на троих. — Выходит, сильно превысили расчетную скорость?
— Да, — кивнул Март. — Что там дальше?
— Снова шумы, нерасшифрованные слова… «Местонахождение Г-1830…» опять шум."… маршрута такие…" Вот фраза, которую разобрали, но она всех озадачила: "… яркость Г-1830…" — шум — "… пропорциональна квадрату расстояния до нее. Парлакс тоже…" — Председатель удивленно поднял голову. Зачем сообщать такое, из школьных учебников?
— Яркость звезды уменьшается пропорционально квадрату полетного расстояния до нее! — сердито сказала Марина. — Уменьшается, понимаете!
— Уменьшается!? — Остап пораженно глядел на женщину. Прижатый рукой листик на его колене трепетал на ветру. — Та-ак… "Повторяю, паралакс уменьшается…" — шумы — "Столкнулись с… течением… Вынуждены и должны…" — шумы — "… чтобы исследовать это явление…" — Искра вздохнул, подал листок Галине Крон. — Вот и все. Остальное не расшифровали даже вероятностные машины. Если учесть, сколько эти сигналы шли в пространстве, и это чудо… Вообще здесь все вспомнили, что ваш полет изначально, прошу прощения, отдавал авантюрой. Даже название кораблю вы дали в пути, привыкли к нему… а здесь ломали голову: что за "Буревестник"!
Астронавты не слушали его, склонились над листком, завороженно смотрели.
— Значит, они все-таки пролетели в расчетное время! — воскликнула Галина. Удалось. И сейчас, наверно, возвращаются…
— Почему такой шум, искажения? — Март вопросительно глянул на Галину.
Может, передатчик?
— Передатчик был в порядке! — уверенно ответила инженер-радист. — Просто предел слышимости, Эфир Солнечной заполнен радиопередачами… Плюс скорость 0,91 от световой, допплеровские сдвиги частот. Все ведь было на пределе…
— И даже за, — кивнул конструктор. Задумчиво продекламировал: — "… как к нумизмату стершийся пятак, или как свет умерших звезд доходит." Ну, приняли радиограмму — и что дальше? — повернулся он к Искре.
— Мы… то есть не мы. Тогда, в 2078-м, я был в своей первой экспедиции. Руководство комитета, судя по протоколам, недоумевало. Во-первых, при таком превышении скорости вы должны были сжечь весь запас аннигилята. А без него сами понимаете… Если учесть, что к вашей экспедиции многие относились скептично…
— Ну, конечно!
— Словом, решили, что вы попали в беду. Надо спасать. Но на такой скорости вас мог догнать только звездолет-автомат с радиоприводом. Его и послали — а том же 2078-м, в октябре. На скорости 0,93 от световой по вашей трассе. Он оставлял радиобуи, по которым передавал сообщениия…
— Какие же?
— Однотипные: прошел столько-то, ничего не обнаружил… через год: прошел еще столько-то, ничего не обнаружил… И так все эти годы. Как по-вашему, что мог подумать и решить Звездный комитет?..
— Что звездолет погиб. Спасателя уже отозвали?
— Приказ радировали вчера. После перехвата вас… увы, только троих. Аварийный выброс команды в ледяных астероидах — самый красноречивый признак, что "Буревестника" вашего больше нет. Жаль, что обнаружили не всех… или они прибудут позже? Вы ведь тоже не одновременно. Что у вас там произошло?
— Они прибудут намного позже!.. — Галина рассмеялась, закинув голову; но в ее смехе был оттенок истерии. — И не в анабиозе. Дождаться бы…
— Дорогой председатель Искра, вы выловили всех! — Марина смотрела иа него ласково и благодарно. — Мы надеялись, что долетит и будет перехвачен хоть кто-то, чтобы рассказать… ну, в лучшем случае двое. Но перехватить в объеме Солнечной троих!..
— Да, техника эти семьдесят лет не стояла на месте! — добавил Март.
— Хорошо, оставим восторги на потом, — поднял ладони Искра. — Кстати, вы должны быть наиболее благодарны тем, кто вас так точно направил. Но сначала вопросы. Что произошло? Где еще трое? Где звездолет, если он не погиб и на трассе его нет? Ведь пространство есть пространство, сами понимаете; все видно. И наконец, что означает та фраза из радиограммы и ваша расшифровка ее: что яркость звезды Г-1830 УМЕНЬШАЕТСЯ от приближения к ней?!
— Пространство есть пространство… — раздумчиво повторила Марина Плашек. — И время есть время — так?
— Вы вроде как сомневаетесь в этом? — Искра пожал плечами. Он чувствовал некоторую неловкость с самого начала беседы: он был старше и по возрасту, и по положению — и в то же время явно моложе, МЕНЬШЕ их, переживших такое.
— Выходит, старый Бруно был прав, — так же задумчиво вела та. — Есть вещи, которые можно познать только в упор. На местности. Там.
Галина рывком поднялась с кресла, подошла к перилам, взглянула в небо, показала рукой вверх и в сторону гор:
— Они теперь во-н там! В созвездии Скорпиона.
Все четверо были астронавты — и не нуждались в звездных картах, чтобы даже днем на Земле сориентироваться во вселенском пространстве. Но Искра был ошеломлен: женщина указала не на созвездие Тельца, кое сейчас было внизу на востоке, под горизонтом, а в противоположную сторону!
— Да… — кивнул Март. — Уже лет шесть, как долетели — к звезде. Должны возвращаться. И им очень не помешала бы помощь. На обратном пути. А может быть, даже — извините, Галина и Марина, — и спасение. — Он повернулся к Искре. — Давайте, начну я. Потому что в тот день дежурили мы с Иваном Коренем…
Часть первая
С точностью до наоборот
1. "Открытие, оно же закрытие…"
В механическом отсеке звучала чистая мелодия скрипок. У каждого астронавта были свои любимые композиторы, свои избранные записи. Иван Корень любил Третий концерт Бетховена для фортепьяно с оркестром. Под эту музыку хорошо работалось и думалось. Вступление скрипок в темпе медленного марша. Потом нежная певучая мелодия… Сейчас вступит фортепьяно.
В динамике щелкнуло, послышался тенорок Стефана Марта:
— Иван, а ведь со звездой что-то случилось…
— Случилось? — капитан выключил станок, удивленно скосился на динамик. Испортилась, что ли?
— Наверно, да. Она, осторожно говоря, не становится ярче.
— Но это оптический обман — от увеличения скорости, — подумав, спокойно сказал Корень. — Звезда была оранжевой, потом пожелтела, теперь она голубая. Эффект Допплера. А наибольшая чувствительность глаза приходится на желтый цвет…
— Спасибо, я тоже все это проходил! Но вот сейчас смотрю — и глазам не верю.
— Ну, хорошо, проверь приборами распределение яркости звезды по спектру. Ты ведь понимаешь, что это чепуха?
— Понимаю, Вань, понимаю. В том-то и дело, что я все понимаю… — голос затих. Щелчок — и снова зазвучала музыка, соло фортепьяно в бетховенском концерте.
Корень снова включил электроэрозионный станок. Сине-белые искры начали хлестать латунный цилиндр, выплевывать в бензол черные крошки и муть. После электрорезца оставался глубокий трапециовидный паз. Искры погасли. Корень извлек из ванны теплую втулку, остро пахнущую бензолом, потрогал поверхность паза: шершавая. Вытер втулку, зажал в тиски. Достал из ящика напильник с мелкой бархатной насечкой, начал осторожно притирать грани паза.