Джонатан затихает на мгновение, затем кладет свою голову поверх моей и спрашивает:
— Что не так с вечностью?
— Ничего, — отвечаю. — Так долго, как именно это ты имеешь в виду.
— Ты поверишь, если я пообещаю?
— Да, — шепчу. — Вот что мне нужно.
Джонатан вздыхает и ослабляет свою хватку, чтобы посмотреть на меня. Он изучает мое лицо, когда легкая улыбка трогает его губы.
— Возможно, я разрушил свою карьеру сегодня.
Я хлопаю ресницами.
— Что?
— Долгая история, — говорит. — Но просто не могу продолжать.
— Но это твоя мечта.
— Мечты меняются, — заявляет. — То, как я жил, приносило мне страдания. Хочу вернуть свою прежнюю жизнь и верну ее, потому что потратил впустую слишком много времени. Никогда не откажусь от актерства. Вот, кто я есть. Но не только это. Еще я отец, и также хочу быть мужчиной твоей мечты. Если для этого нужно будет играть в местном театре, то буду. Так долго, как буду возвращаться домой к тебе, чем буду Джонни Каннингом без тебя. Поэтому, если ты хочешь вечности, черт побери, она будет у нас.
Мое сердце барабанит в груди, как будто собирается выскочить. Мне хочется так много всего сказать, но не знаю, с чего начать. Вина. Страх. Радость. Целый рой бабочек трепещет у меня в животе.
— Вечность.
Он кивает и шепчет:
— Я обещаю.
— Та-да! — кричит радостно Мэдди, разрушая момент, ворвавшись в комнату, одетая в костюм Бризо. Мы дома десять минут, а она уже отказалась от снежинки. — Посмотри, папочка! Мы одинаковые!
Джонатан смеется.
— Да.
— Пойдем, — говорит она, хватая его за руку и потянув за собой. — Мы можем поиграть, потому что теперь мы дома!
Джонатан смотрит на меня в замешательстве.
— Идите, — машу им. — Веселитесь без меня.
У него выходит быстро поцеловать меня, прежде чем Мэдди уводит его в свою спальню. Они играют часами, прервавшись только на сэндвичи на ужин.
Уже темно к тому времени, как Джонатан появляется на кухне. Он обнимает меня сзади и целует в шею. Я хихикаю, когда мурашки расползаются по моей спине.
— Вы закончили с игрой в Бризо?
— Я только начал, — говорит он, развернув меня к себе лицом. — Мэдди спит, поэтому, думаю, твой черед немного повеселиться. Помню, что однажды пообещал сделать что угодно, чтобы ты увидела меня в этом костюме.
Мое лицо горит.
— Ты помнишь это?
— Конечно, — уверяет. — Только по этой причине я прослушивался.
— Ты рассказывал, что менеджер сказал тебе не идти.
— Сказал, но я послал все к черту. Он заявил, что у меня нет шансов, но ты верила в меня, поэтому я рискнул, и посмотри на меня сейчас.
Я едва могу заставить себя посмотреть на него. Для меня все это кажется нереальным. Как будто моя самая дикая фантазия смешалась с реальностью, а разум не можем привыкнуть к этой мысли. Как это может быть по-настоящему? Провожу рукой по широкой груди Джонатана, ощущая гладкий материал под ладонью.
— Ты оставишь его?
— Не должен, — признается Джонатан. — Они могут даже позвонить в полицию, потому что я забрал костюм.
— Хм-м, тогда нам нужно использовать его по возможности, пока мы можем.
— Вероятно, — соглашается.
Я визжу, когда Джонатан сгребает меня в объятия и поднимает. Обхватив ногами его талию, цепляюсь руками за него, пока он несет меня в спальню. Дважды он чуть не роняет меня, материал костюма настолько гладкий, что я почти соскальзываю. Хохочу, когда мы добираемся до кровати, и Джонатан нависает надо мной.
Он целует, нетерпеливо срывая с меня одежду, лаская руками каждый сантиметр моего тела. Я вся извиваюсь от нахлынувших ощущений.
— Тебе придется расстегнуть костюм, — просит Джонатан. — Я не могу сделать это сам.
— Хм-м, что скажешь, если я откажусь, тогда у тебя не будет выбора, и ты будешь носить его всегда?
— Именно об этом я и прошу.
— Так зачем мне тебе помогать?
— Потому что я не могу трахнуть тебя в этом костюме, — говорит он. — И у меня есть странное предчувствие, что ты хочешь быть оттраханной сейчас.
Из-за этих слов мое тело будто охватывает огнем, который покрывает каждый сантиметр кожи. Я вытягиваю руку и расстегиваю молнию на костюме Джонатана, стягивая его настолько низко, насколько могу.
Он снимает костюм до конца, пытаясь не рассмеяться. Ему нужно почти десять минут, чтобы полностью избавиться от него и снова забраться на кровать.
— Вроде как, испортил настрой, да? — спрашивает со смешком. — Испортил почти десять лет фантазий за несколько минут.
— Это требует некоего мастерства, — говорю. — Но если ты будешь хорош, я тебя прощу.