Нет, опытному стрелку и раньше приходилось терпеть неудачи. Отступать под массированным огнём или перед превосходящими силами противника. Но такие «поражения» всегда переносились им просто.
Но если игра шла по его правилам — он всегда выходил безоговорочным победителем.
Никогда в жизни Зубаир не думал, что кто-то будет способен перехитрить его. Переиграть в снайперской дуэли. Неприятное чувство — желание мести, желание отыграть своё, которое обычно чуждо было эмоционально стабильному и холодному человеку, оказалось не так-то просто подавить. Даже больше — практически невозможно.
«Как эти сосунки умудрились перехитрить меня? — крутилось у него в голове. — Эти срочники. Эти полудети могут разве что за родину умирать. Но не тягаться со мной».
Зубаиру даже пришлось напрячь волю, чтобы отбросить нахлынувшие самокопания: как я мог ошибиться? Как мог пойти у них на поводу? Зачем выстрелил? Ведь цель казалась слишком лёгкой. Неоправданно лёгкой.
— Ты… ты спас меня, — глубоко дыша и валяясь на спине, пролепетал Джамиль.
Зубаир на него не посмотрел, продолжая наблюдать за той стороной. Только сказал:
— Ты знаешь, как перейти через пропасть?
Мальчишка тяжело уселся на задницу. Выдохнул, утирая пыльное лицо.
— Да. Брат говорил мне, что…
— Хорошо, — перебил его Молчун. — Тогда пойдём. Мне нужно закончить моё дело.
— Возможно, сукин сын не сдох, — проговорил Мартынов, выглядывая из-за камня и рассматривая то, как в горах, через пропасть, рассеивается пыль.
— Мог уйти, да, — согласился я, поднимаясь из-за камня. — Но мог и погибнуть. Как минимум — он потерял преимущество.
Когда начался камнепад, я заметил в бинокль, как вражеский снайпер и его проводник отступают по тропе, стараясь спастись от камнепада.
К сожалению, пыль быстро застила всё на той стороне, и сложно было сказать наверняка — погиб ли снайпер.
Ясно одно — нам нужно оставаться начеку.
Алим Канджиев с трудом и помощью захваченного пограничниками Расула поднялся на ноги. При этом винтовку он бросил на земле, не в силах поднять её одной рукой.
— Алим! — бросил ему я. — Ты молодец! Отлично придумал с камнепадом!
Канджиев глянул на меня и едва заметно улыбнулся, но тут же подавил улыбку.
— Да ладно. Я б всё равно в него не попал. Не видел. Только заметил блик и всё.
— И всё равно додумался, куда стрелять надо. Как рука?
Канджиев махнул здоровой рукой.
— Жить буду.
Мартынов переглянулся с молчаливым задержанным лазутчиком.
— Сашка, а ты как понял, что снайпер будет в своего стрелять?
— Ну, — я отряхнулся от пыли, — либо ты, либо этот очкастый. Да только на тебе бушлат казённый. Портить было жалко.
Мартынов удивлённо уставился на меня. А потом нервно рассмеялся, даже хлопнул задержанного лазутчика по плечу. Тот не дрогнул ни единой мышцей на лице. Только обернулся и поднял взгляд на старшего сержанта.
— Ну даёшь, Сашка, — смеялся Мартынов. — Ну даёшь! Вот же придумал, а?
— Ну! — отозвался Гамгадзе, запаковывая радиостанцию в сумку. — Если б не ты, генацвале, чёрт его знает, сколько бы нам тут сидеть пришлось! Ох, ёлки-палки!
Гамгадзе кинулся к Канджиеву, который вдруг не выдержал боли. Ноги снайпера подкосились, и тот сполз спиной по камню. Радист принялся торопливо доставать аптечку и перевязочный пакет. Стал заниматься рукой Алима.
— Давай помогу, — предложил Расул тихо.
— Знать бы ещё, сдох этот сукин сын или нет, — пробурчал Мартынов, возвращая панаму на голову. — Что б не было у нас проблем дальше, по пути.
— Держи так. Ага, — сказал Гамгадзе Расулу и встал, чтобы поискать, из чего сделать Алиму шину на руку. Потом крикнул нам: — Лучше б сдох! Он, падла такая, мою Платвичку застрелил! А очень мне, понимаешь, лошадь эта нравилась! Умная была! Добрая. Жалко её!
— Зубаира так просто не убить, — внезапно для всех подал голос пленный лазутчик.
Мы с Мартыновым, стоя над ним, глянули на всё ещё сидевшего под камнем задержанного.
Тот медленно поднял голову. Посмотрел на меня сквозь свои тёмные очки.
— Он высокий профессионал. Обучение проходил у американских советников ещё до войны, — сказал лазутчик в очках.
— Хайло своё брехливое закрой, — пробурчал ему Мартынов. — Говорить на заставе будешь. И то, когда тебе разрешат, вражина. А до того — молчи в тряпочку.
Мартынов пнул полный камней халат лазутчика, мешком лежащий рядом.