— Это единственная переправа в здешних местах, — сказал я.
— Если по другой дороге обходить, — вклинился Гамгадзе, — то это только назад возвращаться, почти до конца пограничной тропы. А там через горы в обход. Пешими — несколько суток.
— У нас на столько припасов не хватит, — сказал я холодно, — придется идти тут. И если он прав…
Я указал на Хусейна.
— Если он прав, и его дружок может нас тут поджидать, то лучше освободить Хусейна. Вдруг что? Ветром сдует, или по мосту откроют огонь. Потеряем языка.
Мартынов развел руками.
— Откуда огонь? С той стороны, через пропасть, далеко. А вокруг нормальной стрелковой позиции, чтоб нас выцелить, нету!
— Зубаир работает не только пулей, — мрачно и загадочно сказал Хусейн.
Мартынов зло уставился на него. Засопел, раздув ноздри.
— Думаешь, мне хочется рисковать? — сказал я. — Но, видать, придется. Выбор невелик.
Мартынов некоторое время колебался. Потом снова плюнул, подошел к Хусейну и стал развязывать ему руки.
Я предусмотрительно наставил на лазутчика автомат. На всякий случай.
Хусейн даже не дрогнул. Когда ему освободили руки, он только размял запястья. Монотонно проговорил:
— Спасибо. Так лучше.
— Ну тогда топай! — Мартынов пихнул его в плечо. — Первым пойдешь!
— Давай, Витя, — кивнул я. — Ты за ним. Я — следом. А потом остальные.
Так и сделали.
Хусейн медленно пошел по мосту. Доски скрипели у него под ногами. Он хватался за толстые грубые канаты, что протянулись по обе стороны моста.
Я следовал за Мартыновым. Мост опасно шатался от ветра. Дуло не переставая. Казалось, масса воздуха, гонимая по протянувшемуся у нас под ногами ущелью, имеет волю и постоянно норовит сдуть любого проходящего по мосту путника.
— Двигай давай быстрее! — крикнул Мартынов Хусейну, переступая большую дыру, где сдуло доску настила, — хватит любоваться окрестностями!
Вопреки тому, что Хусейна подгонял Витя, радист, наоборот, замедлился. Будто бы прислушался, стараясь уловить что-то сквозь гул ветра. А потом поднял голову.
— Он здесь, — сказал вдруг Хусейн.
Мартынов тут же глянул наверх, уставился туда же, куда смотрел радист. А потом стянул с плеча автомат.
Когда на скале, что высилась над мостом, что-то заскрипело, я крикнул:
— Ходу-ходу!
Хусейн сорвался с места, помчался вперед, на ту сторону. Мартынов за ним. Я — последним.
Не успели мы пробежать и трех метров по раскачивающемуся от наших шагов мосту, как сверху, с каменной короны скал, на нас полетели булыжники.
Один промчался мимо моста. Другой — рухнул перед Хусейном, когда до той стороны радисту оставалось меньше четырех метров. Булыжник пробил дощатый настил и улетел в пропасть.
Третий камень, которого мы сразу не заметили, угодил в каменный столб с кольцом, за который держался правый канат.
Сагдиев с Расулом, стоящие на тропе, аж отскочили. Огонек заволновался, и Алим, кривясь от боли, принялся успокаивать жеребца.
Железное кольцо в опоре тем временем лопнуло. Вся правая сторона моста провисла. Мартынов заскользил по доскам к пропасти, забаллансировал свободной от автомата рукой.
— Хватай левый канат! — крикнул я тому, кто услышит.
Потом схватился сам. Уперся в настил ногами, чтобы сместить центр тяжести моста и выровнять его.
Когда оглянулся посмотреть, кто же еще последовал моей команде, увидел Хусейна, который в точности повторил мои движения, став, как и я, живой распоркой.
Мост все еще шатался, но уже не кренился вправо.
— Продвигаемся вперед! — крикнул я. — Витя! Прикрой с того конца!
— Есть! — машинально крикнул старший сержант и неловкой, валкой походкой побежал через переправу.
Когда он преодолел ее и оказался на тропе, мы с Хусейном аккуратно стали продвигаться вперед, держась за оставшийся непровисшим канат и упираясь в край досок настила.
Потом пришла новая напасть.
Сверху прогремел настоящий взрыв. Теперь не просто несколько камней — целый камнепад полетел вниз.
Хусейн обернулся посмотреть, что же происходит. До тропы ему оставалось меньше шага. Мне — треть пути.
Тогда лазутчик бросил канат и юркнул на каменистый выступ, уходя с моста.
А я вот понимал — мне не успеть.
Когда груда камней: больших, мелких, разных осколков и пыли рухнула на мост и окончательно разломала его, оставшийся натянутым канат лопнул. Я успел вцепиться в него что есть мочи. А потом полетел, на нем, как на тарзанке, к каменистой стене той стороны.
Ударился о нее я так, что щелкнули зубы. Но я не отпустил грубой веревки. Обхватил ее еще и ногами. Глянул вниз.