Потому приходилось импровизировать.
— Я хочу лишь задать несколько вопросов об операции «Пересмешник», пока есть время, — сказал я. — Как ты понимаешь, рисковать заводить такую тему рядом с Зубаиром я не мог.
Я глянул на Хусейна.
— Ради безопасности такого важного свидетеля, как ты. Зубаир, очевидно, не слишком-то печётся о своей жизни. Если узнает о твоих настоящих целях, может выкинуть что-то неразумное.
Хусейн задумался. Встал.
— Звучит логично. Но разреши мне для начала задать вопрос и тебе. Если ты не против.
Я пожал плечами.
— Задавай. Как ты когда-то сказал? «Враг моего врага — мой друг»?
Марджара хмыкнул. Кивнул.
— Верно. Итак. Почему советский разведчик рассказал тебе, простому срочнику, об операции «Пересмешник»?
— Скажем так, — я отнял наполнившуюся флягу от воды. Отложил её. Подставил другую. — Он мне доверял. Я участвовал в операции по его спасению. И оказался в нужное время в нужном месте. Искандаров считал, что вы придёте. Считал, что Шамабад должен быть к этому готов. Потому и предупредил того, кто оказался рядом перед его отбытием. И всего-то.
Пусть я немного поскромничал в этом моменте, но всё же посчитал, что подробностей нашего с Искандаровым разговора Хусейну знать не стоит.
— Вот как… Значит… Тебе? Не командиру, а простому сержанту?
— Уверяю тебя, — я хитровато глянул на Марджару. — Все, кто должен, уже знают, чего ждать. Ну теперь ответь ты.
Марджара пригладил чёрные мокроватые волосы пятернёй.
— Слушаю.
— Зачем маяки? Какова их основная задача?
По правде сказать, я знал ответ на этот вопрос. Вернее, догадался об их предназначении. Тем не менее Марджару нужно было занять каким-то разговором.
— Это электромагнитные излучатели, — сказал он без всяких сомнений. — Сигнал от них улавливается специальным оборудованием. Так можно точно распознать их местонахождение. Причём довольно скрытно: никаких радиопомех, отличная маскировка.
— Мой компас сработал на них, — улыбнулся я.
— В этих горах много металла, магнитных аномалий, — пожал плечами Марджара. — Брошенная военная техника. Магнитные возмущения можно списать на такие вещи. Потому вряд ли кто-то обратит внимание на колебание стрелки компаса.
— Я обратил, — хмыкнул я.
— Ты наблюдателен, — бесэмоционально проговорил Марджара.
— Значит, вы использовали маяки, чтобы отмечать себе путь в горах?
— Да. Разведать и пометить наиболее удачную тропу, по которой можно было пересечь границу через горы.
Я наполнил вторую фляжку. Выпрямился и глянул Хусейну прямо в глаза.
— У Шамабада есть что-то подобное? Есть похожие излучатели?
Марджара вдруг нахмурился. Взгляд его сделался внезапно подозрительным, но лишь на одно мгновение. Почти сразу глаза Хусейна стали холодными и безучастными ко всему.
— Я… — начал он.
Внезапно в расщелине, за камнем родника, я услышал какой-то звук — звук каменной осыпи.
— Тихо. Слышал? — проговорил я, медленно укладывая фляжку на землю и снимая автомат с плеча.
Марджара не ответил. Только кивнул. И пригнулся.
Жестом я приказал ему оставаться на месте. Сам же аккуратно обошёл замшелый валун. А потом увидел какое-то движение в неглубокой, но достаточной, чтобы укрыться от чужих глаз, расщелине.
Тогда я быстро сообразил, что там прячется человек. И вскинул автомат.
— Стой! Руки!
Глава 12
Я внимательно всматривался в густую тень неширокой, но глубокой расщелины. Оценивал тёмный силуэт человека, что скрывался в этой тени.
Больше всего в образе этого незнакомца привлекали внимание глаза. Большие, миндалевидные, они поблёскивали от страха.
— Выйти, — приказал я строго, но беззлобно.
К этому моменту я уже понял, с кем имею дело. Это был мальчишка Джамиль — второй сын Айдарбека.
Мальчик не пошевелился. Только напугался моего голоса и оружия, что я на него наставил. От этого глаза его расширились ещё больше.
Не сводя с него автомата, я жестом подозвал его выходить. Вряд ли этот пастушонок может изъясняться на русском языке.
Он послушался.
Хватаясь за сырые от воды камни и внимательно выбирая, куда встать на мокром дне расщелины, он полез наружу.
Когда вышел на свет, я смог его рассмотреть.
Мальчишке можно было дать не больше семнадцати, ну максимум восемнадцати лет.
У него было смуглое лицо со всё ещё по-детски мягкими чертами, но широкие скулы уже обострились, намекая на то, что скоро мальчик станет мужчиной.