— Молчи…
— Амина, Карим…
— Замолчи! — уже громче сказал Марджара.
— Лейла…
— Заткнись! — крикнул Хусейн. — Заткнись, грязная собака! Ты знаешь, что я должен был пойти на выполнение этого задания! Ты же знаешь, что я не мог отказаться! Знаешь, что было бы со мной, если бы я отказался!
С этими словами Марджара выпрямился на коленях, зло уставившись на Молчуна.
— Тихо! Тихо, сказано тебе! — Мартынов ткнул прикладом Марджаре в спину.
— Я должен был, — обернулся к нему Марджара, как бы оправдываясь. — Я должен был…
— Мы тренировали их в лагерях, — продолжал Зубаир, несмотря ни на что. — Тренировали их, как правильно подойти к шурави. Как себя с ними вести. Как носить бомбу, чтобы её не было видно…
— Меня бы самого убили, если бы я отказался выполнять приказ! — крикнул Хусейн.
— Мы учили их маскироваться под попрошаек и пастухов! Я — учил! — взревел Молчун. — А ты…
Марджара замолчал, глядя на лежащего на нарах Зубаира. Лицо его казалось измученным. На нём застыла страдальческая маска.
— Ты, уже капитан в то время, руководил всей этой операцией. Был главным её куратором.
— Ну ты и мразь… — с отвращением бросил Мартынов Хусейну. — Оба вы — мрази!
Марджара виновато обернулся к Мартынову. Бессильно повторил:
— Я был должен…
Витя брезгливо отвел взгляд.
— Ты сам подбирал детей, — продолжал Зубаир. — Ты сказал Лейле, что если она умрёт, Аллах вернёт к жизни её мать!
Молчун наконец замолчал. Он лежал на кровати, тяжело дыша.
— Все те дети погибли? — спросил я, и мой голос разогнал сгустившуюся тишину.
Марджара ничего не ответил мне. Но глаза его перестали быть серыми и холодными. Они широко раскрылись. И были полны сожаления.
Зубаир с трудом приподнял голову. Он скривился от боли, стараясь посмотреть мне прямо в глаза:
— Да. Марджара обменял их жизни на один советский БТР и семь солдат.
— Это какая-то бессмыслица, — покачал головой ошарашенный Мартынов. — Какая-то глупость! Зверство!
— Это не было глупостью, — на выдохе сказал Зубаир, откинув голову. — Нет, не было. Среди моджахедов те дети стали героями. Символами борьбы против оккупантов. Операция «Аль-Асфар» достигла своей цели.
Я медленно опустил автомат. Взяв за ремень, положил его на землю у своих ног.
— Ты че делаешь, Саша? — не понял Мартынов.
Тем не менее старший сержант не остановил меня, когда я подошёл к Марджаре и встал над ним.
Хусейн поднял на меня глаза:
— Я всегда буду помнить те имена, Саша, — проговорил он тихо. — Всегда буду нести это бремя.
Я не ответил ему. Просто изо всех сил ударил по лицу. Марджара дёрнулся, откинул голову набок. Испуганный Джамиль аж отпрянул, упал на землю и отполз.
Марджара медленно обратил ко мне своё лицо. Его и без того лопнувшие губы снова закровоточили.
Мартынов не стал меня останавливать. Когда я нанёс второй удар, пограничник только наблюдал. За всем этим смотрел и Зубаир.
Он повернул голову и молчал. Его лицо ничего не выражало. Взгляд казался пустым.
Я ударил снова. Потом ещё и ещё раз. Бил всё сильнее и сильнее. Бил, даже когда уже не чувствовал костяшек пальцев. Когда содрал всю кожу с них.
Боли я не ощущал. Только холодная, нет — ледяная ярость клокотала у меня в душе.
С каждым словом Молчуна она всё возрастала. Становилась всё сильнее. Я позволял ей становиться всё сильнее. И когда снайпер закончил, просто отпустил её с поводка, ослабив волю.
Когда лицо Марджары превратилось в одну сплошную гематому, он упал. Выплюнул кровь и зубы. Тогда я стал бить его ногами по печени и почкам.
Закончил только тогда, когда Марджара превратился в жалкое, сжавшееся калачиком существо.
— За то, что ты сделал, — сказал я холодно, — тебя следовало бы убить.
— Я… Тфу… Я знаю, Селихов… — хрипло, с трудом проговорил Марджара и обратил ко мне взгляд своих заплывших от гематомы глаз.
— Но я не стану этого делать, — продолжил я. — Я пограничник, а не судья. Пусть уполномоченные органы решают, как с тобой поступить.
Марджара не решался ничего мне сказать. Только силился разлепить веки совсем уж опухшего глаза. Потом всё же пробормотал:
— Я раскаиваюсь…
— Твои руки и так в крови, — проговорил я, не обратив внимания на его слова. — И если не хочешь нырнуть в кровь с головой, если и правда раскаиваешься, то расскажешь нашим всё, что знаешь о «Пересмешнике».
— Я был не согласен с планами командования, — Марджара опустил голову и отрицательно покочал ею. — Но я не мог ослушаться приказа. Тогда меня, мою семью, всех бы…
— Немецкие солдаты, которые были против преступных приказов командиров вермахта, убивали своих офицеров и дезертировали из армии. Вот что значит «несогласен». А ты шёл на всё сознательно. Это был твой выбор. И теперь тебе за него и отвечать.