— Тяни вместе с ним!
Щекастое лицо Васи Уткина вытянулось. Он на мгновение опешил, удивляясь моим словам, но потом всё же послушался, стал вытягивать нас буквально из последних сил. Я помогал ему, хватаясь за всё, что под руку попадётся.
А вот Карим слабел. Всё это время он едва слышно блеял:
— Вытащите… Не могу… Буду падать…
Я чувствовал, что Карим слабеет. Что с каждой секундой силы покидают его сквозь раны, что нанёс ему Уткин своим автоматным огнём. Ещё мгновение другое, и он просто сорвётся вниз и расшибётся о крутые, острые скалы.
Я не хотел его смерти. Он мог много знать. И неплохо было бы, если бы знания эти не сгинули вместе с ним.
— Вытащите…
Когда я оказался на земле уже на полкорпуса, Карим, приложив все оставшиеся силы, схватился мне чуть не за сапоги.
— Вася! Тяни его!
Уткин было сунул Кариму руку. Тот глянул на Уткина, попытался дотянуться, но тут же сорвался.
Вмиг я почувствовал, как тяжёлая ноша спала с меня. Как перестала тянуть вниз, к смертельной пропасти.
Я обернулся.
Карим, словно тряпичная кукла, падал вниз. Потом, как-то беззвучно, ударился о скалы и полетел ещё ниже, затерявшись где-то в камнях и темноте, медленно изгонявшей сумерки с этих гор.
Всплеска я не услышал. Карим даже не достиг Пянджа. Так и остался лежать где-то на берегу.
Вася вытянул меня на тропу. Вместе мы упали на спины, да так и остались лежать, переводя дух.
— Тебя… кто стрелять просил? — строго спросил я, глянув на Васю, уставившегося в небо.
— Да я… — пробормотал он, борясь с дыханием. — Да я как очнулся… Слышу, на улице драка… Ну я…
Вася сильно закашлялся, прикрыл рот рукавом. Он пытался унять кашель долго. Когда наконец расслабился и звёздочкой развалился на тропе, продолжил:
— Автомат хвать, и туда. А там тебя бьют… Ну у меня без задней мысли и сработало, что надо стрелять. Вот и выстрелил…
— Не надо было стрелять, — сказал я тихо. — Я хотел его живым взять.
Вася нахмурился.
— Кого, его? Я в темноте ни черта не рассмотрел.
— Карима.
Уткин повернул ко мне лицо. Удивлённо вскинул брови.
— Это Карим был? Я думал, ещё какая вражина. Ничего, понимаешь ли, не помню. Помню только сильный удар по голове, и всё. А что случилось-то вообще?
— Карим оказался не тем, за кого себя выдавал, — выдохнул я и принялся подниматься. — Диверсант он. Пришёл в горы, чтобы расставлять маяки. Ну те, на которые мой компас реагирует. Помнишь, я рассказывал? Он пришёл сюда путь безопасный искать, как пересечь Границу.
— Да ладно… — в глазах Уткина возникло настоящее изумление. — Так он же… Он же простак был! Сразу ведать — деревенщина!
— Простаки так с ножом обращаться не умеют.
Я встал. Подал Уткину руку. Тот тоже принялся медленно подниматься.
— Я, видать, никогда людей не научусь понимать, как ты, — несколько понуро протянул Вася, когда я помог ему встать на ноги.
— Дело опыта, — хмыкнул я. — Но тут да, Вась. Тут ты поспешил.
Вася глянул в пропасть. Вздохнул.
— Ты… это… Извиняй, Саша. Я ж не знал, что мне делать. Ну и сделал, что умею.
— Ничего. Сделанного не воротишь, — сказал я беззлобно. — Но нужно учиться сначала думать, потом делать.
Вася растерянно сглотнул.
— Это тоже дело опыта, — бросил я и хлопнул Уткина по плечу. — Спасибо, что вытянул. А то б я, наверное, вместе с Каримом этим внизу сейчас валялся.
Вася робко улыбнулся.
— Да чего уж там? Ты ж, Сашка, знаешь — куда ты, туда и я.
— Ну пойдём, Вася. Дела у нас появились. Надо бы этого горца обо всём порасспрашивать.
— Я даже и моргнуть не успел, — неуверенно пробормотал Ильяс Сагдиев, потирая царапины от вражеского лезвия на шее. — Увидел только, как он камень какой-то в Васю швырнул. Ну я полез за автоматом, а он уже на меня. И главное — сидел тише воды, ниже травы.
Разговоры пограничников тихим, несмелым эхом отражались от стен пещерки. Колыхался огонёк коптилки. Везде плясали робкие тени.
Когда мы вернулись в пещеру, Ильяс только-только пришёл в себя и даже схватился за автомат, когда услышал наши с Васей шаги. Когда увидел, что мы идём — отложил оружие.
Старик, сидевший у стены, только время от времени поглядывал то на меня, то на других пограничников. Был тише воды, ниже травы.
Мы стали разбираться, что же произошло.
— Освободился же как-то, — пробурчал Вася, сидевший у стены и ощупывающий затылок. — Зараза. Голова трещит. Тошнит. Видать, сотрясение.
Я сидел напротив Айдарбека, затихшего у противоположной стены, и крутил в руках петлю концов шнура, которой мы связали Кариму руки. Петля оказалась совершенно нетронутой. Казалось, Карим просто снял её с рук, будто бы она была слишком велика для его запястий.