— Мне не нужен ты, лучше бы убили тебя, а не его.
Тэрри Кершоу смотрел на мать невидящим взором. Она вышла из комнаты. Потом он вскочил и в отчаянии закричал ей вслед:
— Мамуля!
Ничего не ответив, она хлопнула наружной дверью. Он собрался за ней, но его остановил Малтрэверс.
— Она нашла дорогу сюда, найдет и обратно. В эту минуту она наверняка не захочет с вами говорить.
Кершоу страдальчески смотрел на него, пораженный всем произошедшим.
— Она моя мать.
— Нет, она мать Барри. — Кершоу бросил недоуменный взгляд, потом до него дошел смысл этих слов, и он с ними согласился.
— Да, — печально сказал он, — я, кажется, всегда это понимал. — Он обернулся к Дженни Хилтон. — Я могу себе представить, что вы обо мне думаете, но каким бы я вам сейчас ни казался, я не хотел причинить вам боль. Я не стану оскорблять вас своими извинениями. Я только благодарю бога, что не случилось худшего. Прощайте.
Малтрэверс вышел с ним к наружной двери. Кершоу огляделся, но на Чейн Стрит никого не было.
— Не думаю, что она сюда когда-нибудь придет, — заверил Малтрэверс.
— Вы правы, — согласился Тэрри. — Вы дали ей хороший отпор. Мне давно следовало это сделать.
— Это наверное, почти невозможно сделать, когда это твоя мать.
— Не почти. Совсем. Я истратил состояние на консультации по этому вопросу, но так и не смог освободиться от этого психоза. — Кершоу взглянул на него. — Вы правда не собираетесь заявлять в полицию?
— Вы же слышали, что я сказал. Нет надобности, и нет причины. Вашей матери надо просто смириться с обстоятельствами.
— Как и мне. — Тэрри Кершоу сел в машину и уехал.
Тэсс опять наполнила стаканы, когда Малтрэверс вернулся.
— Появление этой женщины — очень дурная новость — сказала она с нажимом. — Ты уверен, что до нее дошло то, что ты сказал?
— Мне кажется, сообщение попало по назначению. Тюрьма никогда не входила в ее планы мести, и в ее мозгу, наверное, засядет мысль, что если она что-нибудь попытается еще раз сделать, то кончит свою жизнь в тюрьме. — Он улыбнулся Дженни Хилтон. — Попытайтесь не волноваться.
— Волноваться не о чем. В Калифорнии ей до меня не добраться.
— А вы собираетесь переехать туда?
— Мне это следовало сделать раньше. Если захочу, для меня там найдется работа, и там я буду в большей безопасности, чем в Лондоне.
— По крайней мере, обдумайте это как следует. Сейчас неподходящий момент для принятия решений. Что скажет Рассел?
— Когда я была у него в Эксетере, он сказал, что возвращает мне свободу. Я этим воспользуюсь.
— Жаль, что мы снова не увидим вас на сцене. — Малтрэверс поднял свой стакан. — Как ваша рука? Вам действительно следовало бы обратиться в больницу, но там начнут задавать неприятные вопросы.
— Тэсс сказала, что ничего страшного нет, и кровотечение, по-моему, почти прекратилось. Я обращусь к частному врачу. Никаких проблем не возникнет.
— Кстати, — сказал Малтрэверс, — где-то здесь этот штык, от него надо избавиться. Где он?
— Наверху, — сказала Тэсс. — Когда я искала Дженни, я ее до смерти напугала, войдя с ним в спальню.
— Мы его возьмем с собой, — сказал Малтрэверс. — Может быть, как-нибудь ночью я выброшу его в Темзу. Такой жест очень подошел бы для драмы.
Дженни взяла из рук Тэсс наполненный стакан.
— Я забыла вас поблагодарить. Когда она на меня напала, я растерялась и забилась в спальню, как идиотка. Мне не хватило ума даже выбраться из дома или выпрыгнуть в окно. Я думала только о том, что телефон внизу и я так и не собралась поставить параллельный аппарат на втором этаже. Как глупо!
— В такие моменты не все рассуждают логично. — Малтрэверс сделал короткую паузу. — Знаете, вы не обязаны мне отвечать, но если ответите, это навсегда останется между нами. Мне бы хотелось знать… — Он колебался.
— Убила ли я Барри? — закончила она за него. — Вы же сказали, что его смерть вас не касается.
Он пожал плечами.
— Справедливо. Извините, забудьте об этом.
— Я бы хотела забыть. — Она выпила половину стакана и продолжала, глядя на камин. — Хорошо. Вы, кажется, только что спасли мне жизнь, и заслуживаете объяснений. Мне кажется, вам можно доверять и вы никому об этом не расскажете. Перед вечеринкой я пообещала Барри остаться с ним на ночь, и притворилась, что мне очень этого хочется. Когда все ушли, он был сильно пьян и очень возбудился, когда я ему сказала, что у меня есть кое-что, от чего нам станет еще лучше. Когда он принимал ЛСД, то говорил только о том, что собирается со мной делать, и меня от его разговоров чуть не вырвало. Он смеялся, и плакал, и говорил всякие пакости. Я сказала ему, что мне хочется посмотреть на луну и открыла французскую дверь, ведущую на балкон. Мы стояли на балконе, и я сказала, что было бы чудесно, если бы люди умели летать, а он ответил, что умеет. — Она допила из стакана. — Он хихикал, выпрыгивая, а потом замолчал. Я посмотрела вниз, только когда услышала удар о землю. До того, как я ушла домой, позвонил один журналист. Мне не следовало снимать трубку, но мне было все равно. Не знаю, почему, я была одной из первых, к кому пришла полиция, от которой я узнала, что в крови Барри обнаружено ЛСД. Я им сказала, что по моим предположениям, он принимал наркотики. Это, конечно, была ложь, но они поверили, может быть, потому, что хотели поверить. Вина за распространение этой версии лежит на них. Во всяком случае, другие сказали то же самое, и даже показали это на дознании. Мы не сговаривались, просто так получилось.