Воняло псиной. Запах был совершенно нехарактерным для жизни Феликса. Но первым делом его обеспокоило гудение в голове и дрожащая тяжесть в мышцах, словно он заболевал. Или был с похмелья. На несколько мгновений его согрела надежда, что он с кем-то напился, и Эльза с её глазами хаски, и пробуждение в морге, и весть тот странный мир ему просто приснились.
Но рёбра ныли, а воспоминания были слишком отчётливыми, кроме самых последних: он лежал, прикованный к дивану, и вдруг его сердце похолодело. Ощущение было настолько чудовищно острым, что перехватило дыхание. Этот мертвенный холод сковал всё внутри, накатила слабость, и мир основательно померк. Тогда Феликс плохо соображал, ему было страшно до дрожи. И когда появилась Эльза и освободила его руки, он хватал её за плечи и что-то невнятно бормотал отнимающимся языком, а она качалась и, кажется, даже несколько раз падала на его грудь.
Очень смутно Феликс помнил, что она пыталась всучить ему одежду, но его пальцы были слишком слабы. И в итоге его, закрученного в простыню, выводили под руки мужчины в форме. А ещё был экипаж. Бледное лицо Эльзы, её странные глаза, лестница и квартира, будто из какого-нибудь фильма то ли о викторианской эпохе, то ли о начале двадцатого века – мрачно-помпезная, с тёмной мебелью и тёмными обоями.
И ещё был диван, на который его сгрузили те двое в форме, а на фоне кто-то визгливо говорил:
– Подумайте о приличиях! Вы не можете жить здесь с мужчиной!
– Это не мужчина, это фамильяр! – отрезала Эльза.
Феликс попытался встать и оспорить это мерзкое заявление, но провалился в забытьё.
Кажется, тогда он тоже отметил запах псины.
Прокрутив в памяти все эти воспоминания, Феликс приоткрыл глаза. В комнате было сумрачно, солнечный свет проникал между двумя чуть приоткрытыми портьерами и мягко поблёскивал на паркете. Взгляд Феликса упёрся в большие миски у стены, скользнул к углу, в котором стояло сухое дерево, изрядно погрызенное у основания. Дальше располагался массивный комплекс из лесенок, площадок и больших лежаков. С потолка свисал изрядно погрызенный на конце канат. Последней Феликс рассмотрел большую будку с табличкой «Гектор».
«Она определённо считает меня не мужчиной, а животным», – заключил Феликс.
Откинув плед, он сел на диване. Провёл по плечу, стряхивая неожиданно жёсткие пепельного цвета шерстинки.
Мыслей у Феликса было много, и все – нецензурные.
Но прежде, чем бросаться прочь из комнаты, он подошёл к окну и выглянул наружу.
Дом располагался на берегу водного канала. С высоты второго или третьего этажа отлично просматривался садик внизу и кованная ограда. По обе стороны канала тянулись улицы, по которым катились экипажи и шли люди.
Как и в прошлый раз, Феликса немного замкнуло от непривычного вида города. Он не знал, сколько стоял так, осознавая пейзаж. Опустив взгляд, Феликс обнаружил на подоконнике небольшой бинокль.
Настройка позволяла заглянуть в окна дома на противоположной стороне. Причём, похоже, через него наблюдали за вторым этажом. Феликс тоже заглянул в эти большие окна: столовая, кабинет, зал для тренировок. Жилистый мужчина в одних трико довольно технично качал трицепс увесистыми гантелями.
«Тайная любовь Эльзы?» – предположил Феликс и уже хотел положить бинокль обратно, как вдруг там, в чужом тренировочном зале, из-за простенка шагнула женщина. Даже через оптику было видно, что дамочка весьма аппетитна – этакая Мерлин Монро, но на более современный, подтянутый лад. Она пролотенцем потянулась ко лбу мужчины, а он что-то ей резко ответил (так Феликс подумал из-за гневного выражения его лица) и развернулся, не прекращая тягать гантели.
– Что ты делаешь?
От резкого голоса Феликс подскочил и чуть не выронил бинокль. Он развернулся. Из-за гневного румянца и заострившихся скул Эльза сейчас выглядела чудо как хорошо, её яркие глаза опять сковали волю Феликса, и он не успел отдёрнуть бинокль.
– Отдай! – Эльза выхватила бинокль и, убрав за спину, гневно смотрела на Феликса.
Сейчас она казалась моложе и живее.
Он расплылся в невольной улыбке:
– Хорошо, я не буду никому рассказывать, что ты у нас любительница подглядывать за парочками.
– Это не то, что ты подумал!
– О, ну ты же понимаешь, что так говорят все.