В 1769 году Никита Демидов поделил заводы между сыновьями. Кыштымские достались Евдокиму, но тот не захотел их иметь. Тогда с согласия отца владельцем заводов стал Никита — третий в демидовской династии.
ПУГАЧЕВЦЫ
Накануне крестьянской войны под предводительством Пугачева в Кыштыме создалась сложная обстановка. Не утихала борьба приписных крестьян, что, конечно, влияло на настроение работных людей. Они сами жили в кабальных условиях, приказчики и надсмотрщики помыкали ими как хотели. Осложнялись отношения с башкирами, которые давно уже убедились, что русские заводчики и свои баи их жестоко обманули. Сохранилось любопытное предание. Будто башкиры выговорили у Демидова подарок — обутки. Тот распорядился обутки выдать — это ему почти ничего не стоило. Когда оформили купчую на землю, отданную за бесценок, Демидов спросил:
— Ну, как?
— Ладно, барин, обул ты нас.
Обутки скоро износились, жизнь на проданной земле стала невыносимой. Только тогда башкиры поняли, как сильно «обул» их заводчик. Пойдешь рыбу ловить или хмель щипать — спрашивай приказчика, а тот еще куражится: хочу — разрешу, хочу — не разрешу. Выгнал скот пасти — доглядчики тут как тут: сенокосные угодья принадлежат заводу. Обозлились башкиры, люто они ненавидели приказчиков. А мулла еще шепчет — не одни приказчики виноваты, все русские виноваты, все они неверные.
Осенью 1773 года Пугачев двинулся походом на Оренбург и осадил его. К нему примыкали, на этом этапе, главным образом, казаки, башкиры, татары. Башкиры, как и другие национальности, живущие на Урале, испытывали двойной гнет. Их притесняли свои национальные феодалы, не было им житья и от царских властей.
Слухи о выступлении Пугачева докатились и до Кыштыма. Первыми заволновались башкиры. Их конные группы появились в районе заводов. Верхний Кыштымский завод был обнесен тогда деревянной стеной.
В ту осень похолодало рано. Уже в октябре забелел снег. Потом он растаял и снова выпал. И Сугомак с Егозой покрылись снегом, только свинцово серел заводской пруд. Но и его скоро схватит морозом.
Яньку Селезнева опять заставили нести караул на стене. Бревна, из которых сделана стена, здоровущие, заплот высокий. На верху полати. Заберешься на них по лестнице, сколоченной из высушенных на солнце ошкуренных березок-соковин, и станет тебе сразу видно, что делается вокруг. Нижний завод не виден, его закрывает тайга. Днем караулить еще куда ни шло, а вот ночью — не приведи господи. Нынче вот пришлось заступить ночью.
Янька любит озорничать, такой уж у него характер. Летось обрядился в медвежью шкуру, а когда стемнело, пошел бродить по улице и насмерть напугал конторщика, этого вредного ярыжку. Рассвирепел тогда конторщик, кнутом выпороть обещал. Невзлюбил с тех пор Яньку. Ярыжку не разольешь водой с приказчиком, сатана да черт. Приказчик друг-приятель надзирателю. Все они на цыпочках ходят перед управителем Селезневым, Янькиным однофамильцем. Тот Селезнев лютый кат, лупит мужиков за каждую провинность кнутом. Девок заводских портит. Этого ката темной бы ночью в прорубь вниз головой.
Небо вызвездило, горошинами мигают звезды с высоты. К холоду. На западе стынут в темноте горы. К стене близко подступает лес. Ветерок барахтается в ветвях, шумят жалобно сосны, на душе муторно. За лесом — Нижний завод. Там стены нет. А ничего, живут люди. Но на Нижнем не живет начальство, оно все здесь — на Верхнем.
Зябко Яньке. Хоть бахилы на ногах теплые, сено в них вместо стельки наложил, портянку покрепче намотал, зато кафтан плохо греет. За поясом, который кафтан перепоясывает, топор засунут. Мало ли что может случиться, а с топором веселее. Заячья шапка на самые глаза натянута. Поплясывает тихонько Янька, полати скрипят, еще оборваться могут. В других местах тоже караульные стоят. Что караулят и от кого? Будто башкиры баловать стали. Будто где-то на юге самозванец объявился, царь Петр III. Кто говорит, что он самозванец, а кто — истинный государь. Волю дает бедным людям, а таким, как управляющий Селезнев, секир башка делает. Шепотом об этом бают мастеровые, по сторонам оглядываются, чтоб кто ненароком не подслушал и не донес.
Башкиры, сказывают, того царя сильно ждут, хотят обратно вернуть свои земли. А ведь башкиры тоже разные бывают. Приезжал один в гости к Селезневу-управляющему. Лицо круглое, заплыло от жира, глазки еле видны в щелочки. Бороденка клинышком, холеная. С коня кое-как слез, два башкира-слуги поддерживают. У этого лошадей тьма-тьмущая, да баранов столько, сколько в бороде волос.