Федя видел, как мелкий засранец юркнул через дыру в заборе и даже заметил его макушку, исчезающую в дыре кирпичной кладки. Там, куда он выбрасывал кошек почти всю прошлую неделю. Одна из этих противных тварей повадилась лазить в отцовскую голубятню и жрать на халяву. Федя перелопатил все подвалы на районе, отловил каждую, до которой мог добраться. Он засовывал их в мешок, приносил сюда, потому что здесь всегда безлюдно и тихо, и бил этот мешок об забор пока тот не переставал дергаться. «Будете знать, как чужое брать, — приговаривал он при каждом ударе. — Падлы шерстяные…» А потом он выкидывал содержимое мешка в дыру, после чего шел за новой порцией расплаты.
Подбежав к погребу, Федя посмотрел в темноту. Маленького засранца не лестнице не оказалось. Тогда он покосился на второй вход, убедился, что тот заложен полностью и полез внутрь. «Никуда теперь тебе не деться» — думал Федя, с трудом протискиваясь в дыру. В отличие от Славика он не обладал особенной гибкостью, а потому лез головой вперед. Не самое мудрое решение с его стороны. Растопырив руки в стороны, словно перепуганный краб, Федя опирался на колючие шершавые стены погреба, втаскивая внутрь ноги. В конце концов он все же сорвался и рухнул на верхние ступеньки лицом вниз, едва успев подставить ладони, иначе непременно разбил бы себе нос.
Когда он поднялся на ноги, он был злее прежнего. Весь в пыли, оплеванный, с надувшейся шишкой на затылке. Теперь он готов был не просто всыпать мелкому засранцу, как следует, а разорвать его на мелкие кусочки.
— Ты где, мудила?! — раздался уплотненный теснотой погреба выкрик. Он заставил Славика, вжимавшегося в дальний угол второй комнатки, съежиться. После чего на несколько секунд наступила гробовая тишина. Она тянулась, словно растаявшая от жары смола на крыше трансформаторной будки, куда Славик с настоящим Лешкой временами лазили, чтобы достать до самых высоких веток дикой яблони, росшей рядом. Но это была спасительная тишина, ведь то, что началось после, Славик не мог описать никакими словами. Единственной мыслью, пришедшей к нему в голову в тот момент, было: «Федя перестал существовать.» Он не был убит, искалечен или съеден. Ничего из вышеперечисленного в привычном для человека понимании этих слов. И в то же время с ним произошло все одновременно. В какой-то мере. Хотя, точное определение случившегося мало интересовало Славика. Он был больше озабочен сохранением собственного рассудка, ведь когда существо, притворявшееся Лешкой, начало есть, его мысленный контроль ослаб, в то же время приоткрыв окно внутрь. Их со Славиком разумы коснулись друг друга и пятнадцатилетнему пареньку открылась ужасающая истина, которую не стоило видеть ни единому живому существу. Славик снова пережил чужие воспоминания о путешествии через пустоту космического пространства. Он заново прожил бесконечность в бесформенности, за пределами четырех известных человечеству измерений, там, где само время сплюснуто в диск, увидел черные звезды, оглушительно гудящие в небытии, и великих Древних по ту сторону колодцев ужаса, ползущих в складках пространства-времени, скачущих по углам реальности, ждущих своего часа, чтобы вернуться в мир материи. Славик увидел единовременность времен, будущее и прошлое, слившееся в ком неописуемых красок и форм, над которым величественно парил чистый разум, сложенный из ткани мысли…
Когда наваждение прошло, а вместе с ним схлынули бушевавшие всепоглощающим пожаром переживания, Славик бросился бежать. Падая и поднимаясь, он пронесся через погреб, лишь мельком взглянув в тот угол, где скрывалось существо из далекого космоса. Он змеей выскользнул через дыру на улицу, распластался на асфальте, но тут же поднялся на ноги и продолжил бежать. Так быстро, как только могли двигаться его ноги. Пока омерзительный пришелец не закончил трапезу и снова не вторгся в его голову, пока не заставил его мысли наслаиваться друг на друга, не затуманил рассудок, вынуждая безрассудно потакать своим извращенным желаниям.