— Глиобластома, — сказал Лешка, и его голос на долю секунды исказили телефонные помехи.
— Как как? — переспросил Славик.
— Глиобластома, — на этот раз слышно его было просто отлично, но понятнее от этого не становилось.
— Что за глибобластома?
— Это такой рак.
— Рак? — о такой болезни Славик слыхал, но точно не был уверен, что она из себя представляет.
— Да, он у меня в голове.
— И что теперь делать?
Что делать Лешка не знал.
Не доходя до территории профилактория, Славик взобрался на невысокий забор – младший брат того, что огораживал двор его дома, а оттуда перепрыгнул на насыпную крышу профилакторского погреба. Они с Лешкой часто бывали здесь, когда им надоедало носиться по двору или же просто не было настроения для активных игр. Погреб представлял собой две наклонных крыши из бетонных плит, накрывавших входы внутрь, и небольшое помещение между ними, разделенное надвое перегородкой. Профилакторий, некогда принадлежавший градообразующему предприятию, теперь пустовал, а погреб и вовсе не использовался с послевоенных времен. Погребная насыпь обросла травой, высокими кустами и мхом, став укромным местом, удаленным от городских улиц и окон домов. Достаточно укромным для того, чтобы, развалившись на бетонных скатах входов, нагретых летним солнцем, болтать о чем-то, глядя как на ветру раскачиваются ветки росшей у забора липы.
Врачи убеждали родителей Лешки в том, что прогнозы очень положительные и что если поспешить с лечением, то можно добиться значительных результатов. Ведь опухоль нашлась довольно рано, еще до появления симптомов. В действительности же они имели в виду, что если как можно раньше начать вливать в Лешку химическую отраву, и облучать его голову рентгеном, то он сможет прожить на пару лет дольше. Хотел ли сам Лешка такой жизни? Может быть. А может и нет. Его в тот момент никто не спрашивал.
Они со Славиком дружили почти с пеленок, вместе возились в песочнице, вываливая друг на друга из пластиковых ведерок слипшийся от недавно прошедшего дождя песок, катались на карусели, у которой хулиганы оторвали все доски и приходилось стоять на тонких металлических полосках рамы. Вместе записались на секцию карате, которую Славик забросил спустя год, получив ученический белый пояс. В какой-то мере ему было стыдно за то, что он продержался так мало. Лешка же ходил до победного, пока ноги носили. Пока глиобластома не одержала верх. Он тоже продержался год. Ну почти. Девять с половиной месяцев, и никакого белого пояса в награду. Только черные ленты на фотографиях да венки у подъезда.
Лешка умер семнадцатого февраля 1999 года, не дотянув всего две недели до своего шестнадцатого дня рождения.
Славик вскарабкался по откосу входа в погреб на самый верх, уселся на краю, спиной к профилакторию и достал из кармана ветровки пачку «Прилук». Затем, открыв ее, взял сигарету, помял пальцами, понюхал. Она пахла горечью и бумагой. Неумело он сунул ее в рот и нащупал в кармане ветровки коробок спичек. Он лежал там еще с прошлой осени, когда они вместе с Лешкой, тогда уже лысым, как коленка, слюнявили их, тыкали в побелку, а потом, поджигая, бросали в потолок. Спички прилипали к нему и догорали, оставаясь висеть скрюченными черными огрызками. Славик чиркнул спичку о коробок, она с шипением загорелась, дрогнув пламенем на ветру. Он прикрыл ее ладонью и поднес к концу сигареты, потом остановился, тяжело вздохнул и тем самым задул ее.
Славик хотел закурить. Он никогда этого раньше не делал, но много раз видел, как курят в кино крутые парни. Он думал, что это как-то поможет ему справиться с неприятными мыслями о Лешке, о болезни с жутким названием глиобластома (будто обычного слова рак было недостаточно), и о смерти. Не Лешкиной смерти, нет. Хотя и о его, наверное, тоже. О смерти в целом. О том, что рано или поздно у его подъезда тоже соберутся хмурые люди с венками. Они будут, как это принято говорить, провожать в последний путь его родителей, а может и даже его самого. Это смотря как повезет. И такая толпа сочувствующих придет за каждым. Не скелет в черном балахоне с косой на перевес. Нет. Смерть выглядит совсем не так. Она – это тишина в квартире, это завешенные тряпками зеркала, это черная одежда, автомобиль с необычно длинным кузовом и слезы. Очень много слез. Вот, как выглядит смерть.