Про падение пропадом

* * *

Все думаю о том дне, когда я вернусь совсем. Этот день, как мне сейчас представляется, наступит после всемирного потопа, когда жизнь на Земле нашей восстановится заново, через огромный отрезок времени. Если об этом думать, то станет довольно тяжело жить. Но если жить, залив душу злобой на всё то, что тебе не нравится, можно легко ускорить течение времени, ослабить переживания по поводу того, что ты плохой, железный механизм, а тебе подобные по-прежнему состоят из живой, эластичной материи…

* * *

Я совершенно отгорожен от мира и живу один среди всего, включая людей, кучи песка, казарму. Не представляю себе, что за чертой нашего городка может что-то произойти, может кто-то умереть, у кого-то износиться колода карт, что-то разбиться или разбиться чья-то жизнь. Для меня жизнь идет только здесь, движется то, что я вижу собственными глазами, и мне представляется поэтому, что всё остальное, что у меня в доме, застыло, и я вернувшись, верну движение. Не верю ни во что, кроме этого.

^{1982–1984 гг.}

Поздравление, написанное и произнесённое Дмитрием на 45-летии отца

Долгий путь и свечей сорок пять.
Праздничный стол, как награда за жизнь.
Звонкий смех. Всё двинулось вспять.
Только прошлое так неподвижно,
Где-то там, в глубине души.
Даже свечам не под силу его осветить.

Оно огромно, как ночная степь,
Как вселенная, не имеет краев,
Как кошмар, гнетёт оно нас,
В борьбе наделяя силой муравьев.
Оно зыбко, как поющий песок,
Ничто нельзя на нем возвести,
Кроме двух-трех сухих слов
Но из них кто-то высосал жизненный сок,
Они ни к чему, потому что сухи.

В минуты несчастья они убаюкивают нас,
Манят, как любопытных детей,
Словно высохшей мумии глаз
И отталкивают.
Позволяют, отступая бежать без потерь,
И миновать алтарь жертвоприношений.
Ни один жрец не остановит нас.
Всё в прошлом, всё мертво!
Лишь высохшей мумии глаз
Безмолвно светится в нас,
Скрывая тщательно свою немоту.
А мы все бежим в темноту.

А через день, когда все уйдут
В ночную степь души,
Когда бесплотные, они будут сторожить,
То, что давно ушло и давно в тиши,
Опусти глаза, как господь бог,
Пусть никто не помешает тебе жить,
И увидишь ты освященную на миг степь,
И могилу сорок четвертого года,
И свечей сорок пять.

^1980 г.

Происхождение Бакина (воспоминания)

Мальчишкой двадцати с чем-то лет он пришел в редакцию журнала со стороны улицы Ямского поля, поставив свой самосвал, кузов которого еще дымился от горячего асфальта, по правую сторону от железной ограды, окружавшей двор и, прежде чем войти в здание, пересек пространство двора, хорошо просматриваемое из окон дома, в своих тяжелых шоферских сапогах и потертой кожаной куртке, отворил массивную дверь, не постучавшись, потому что знал: здесь обитают непонятные для него люди, всю свою жизнь занимающиеся этим странным делом — литературой…

Тексты Бакина обладают свойством гипнотизировать читающего. Самое первое ощущение от них, что автор — сильная личность. Что он все сделает так, как задумал. Добьется своего, чего бы, ему это ни стоило. И ни при каких обстоятельствах не изменит своим жизненным правилам, которые, в общем-то, просты и понятны, как библейские заповеди. Однажды прочитав Бакина, его уже трудно забыть.