Три удара молотком в крепкую дверь с блестящими бронзовыми гвоздями.
Тишина.
Петрович опять размахнулся, но тут дверь отворилась.
— А, Петрович! Заходи, заходи, не гони стужу в дом.
На пороге стоял Василий, который, ну все в курсе уже давно, что Косым его называть не стоит… Он держал в руке фонарь «под старину» и махал другой Петровичу: мол, не стой, заходи скорее.
— И вещи свои заноси. У меня тут тепло.
У него было тепло. Сухо. Пахло теплым деревом и немного псиной. И еще жареным мясом и луком и еще чем-то вкусным.
— Ого! Хорошо ты, Василий, устроился!
— Как заказывал, ага. Я им, марсианам нашим, все вот так и описал. Все так и получилось. С детства, веришь, Петрович, мечтал в смотрители маяка. Чтобы никого вокруг, чтобы башня с запасами, огонь наверху, и я за толстыми стенами сижу, книжку читаю возле камина. Или даже пишу! Не смейся, Петрович, я же грамотный, десятилетку закончил. Тут у меня и библиотечка есть, чтобы читать и чтобы учиться. И кладовка такая, что у меня в магазине старом склад был меньше. Продуктов — море. Могу пять лет никуда не выходить. И знаешь, что главное, Петрович? Ни-ко-го!
Василий сиял. И даже косина его была незаметна на довольном лице.
— Так ведь маяк — он на море должен быть, — задумчиво поскреб щетину Петрович.
— Да я тоже думал сначала на море, но как поглядел фильм… Там, понимаешь, волны такие бывают — что даже фонарь верхний заливает. Все трясется, понимаешь. Все дрожит и воет. Страшно.
— Ну, ладно. Море — страшно. Так надо маяк на горку ставить. Вон, на сопку, чтобы свет было видно.
— А там ветер свистит. Спать не дает. Воет и воет — какую бы толстую стену не ставить. Так и свихнуться можно.
— Ага. А без людей, значит, в низине этой, посреди тайги да еще на маяке — не свихнешься, что ли?
— И тут люди бывают. Вот ты зашел, Петрович, как раз к ужину. Переночуешь у меня? Тут три гостевых комнаты я задумал — на кучу народа места хватит, если что. А вчера жена твоя заходила. Записку тебе оставила, кстати…
В записке, простом листке, вырванном из блокнота, который обычно лежал возле телефона в прихожей, было написано знакомым почерком всего пять слов: «Дуркуешь, Петрович? Иди уже домой!»
…
— Бр-р-р, — помотал головой Петрович, выныривая из непонятного и такого реального сна. Приснится же такое. Фантастика просто. Марсиане…
А чего проснулся-то до будильника?
За окном, занавешенным плотной шторой, мелькали разноцветные огни и гнусавый голос раз за разом громко повторял:
— Соблюдайте спокойствие. Оставайтесь на своих местах. Не бойтесь. Ничего страшного. Это нашествие…