На другой день мы напали на какого-то пьяного мужчину на улице Уральских рабочих. Северцева с нами не было, а подробностей я не помню, кроме того, что когда мы с Рудиком отбежали, Паклин стал приводить мужчину в чувство водой из лужи. После этого мы стали дразнить Паклина „медсестрой“.
Больше мы ни на кого не нападали».
Горелов вдумчиво перечитал объяснение, написанное корявым детским почерком и щедро сдобренное орфографическими ошибками.
— Все правильно, только ты, кажется, позабыл упомянуть еще один эпизодик, — заключил он как бы между прочим, словно бы речь шла и в самом деле о каком-то пустячке.
— Какой эпизодик? — спросил Ушаков, напряженно моргая.
— Ну, поднапряги память!
Ушаков потряс головой, словно отказываясь понимать, что от него требовал опер.
— В ночь с одиннадцатого на двенадцатое августа, — немного выждав, подсказал Горелов.
Ушаков задумчиво поводил кончиком языка по верхней губе, продолжая усиленно моргать. А проморгавшись, признался:
— Я в числах плохо ориентируюсь.
Горелов смотрел на него в упор.
— Школьный двор, — подкинул он парню еще одну подсказку.
Наконец Ушаков вспомнил:
— А, это, — и поморщился.
— Врубился? — участливо спросил Горелов. — Тогда валяй рассказывай по порядку.
Давно не было у него такого хорошего настроения. Словно выиграл в лотерею или, еще лучше, получил прибавку к зарплате.
— Ну, мы вчетвером… — едва слышно заговорил Ушаков, крепко ухватив одной рукой другую. — Ну, увидели возле мастерских какого-то мужика…
Говорил он с большими паузами, а Горелов терпеливо слушал, не перебивая, вплоть до момента, когда Полунин упал на колени.
— У тебя получается, что избивал один Северцев.
— Так получается? — удивленно и растерянно переспросил Ушаков. — Ну, как? Нет… Ну, Паклин тоже. Пнул один раз. И Рудик, кажется.
— А сам-то ты что, в сторонке стоял?
— Ну, я вообще… Редко, когда… Может, раза два за все время.
— Я про Полунина спрашиваю: к нему-то ты прикоснулся?
— Ну, как?.. Один раз, рукой по плечу.
— Погладил, так? Ну ладно, теперь скажи мне вот что: кто у вас там верховодил?
— Северцев, кто… Всю дорогу подбивал нас.
— И удавку на шею Полунина он накинул?
— Он, кто же еще!
Поднявшись после обеда к себе на третий этаж, Горелов увидел в конце коридора, у окна, коренастого низенького паренька в желтой футболке с рисунком на спине, похожим на большую круглую печать.
— Паклин?
Паренек обернулся, и Горелов кивком пригласил его в кабинет. Низкорослый и широкоплечий, в великоватых штанах, с маленькими хитрыми глазками на курносом лице, он не уводил, как Ушаков, глаза в сторону, а смотрел на опера с завидным бесстрашием.
Он тоже назвал Северцева инициатором ночных вылазок, который всегда первым нападал на «колдырей» и большей частью сам обшаривал их карманы, забирая себе все ценные вещи и деньги якобы на хранение.
— Много насобирали? — поинтересовался Горелов.
Паклин нахмурился:
— Чего с «колдырей» насобираешь!
Эпизод с Полуниным в передаче Паклина мало расходился с показаниями Ушакова, однако расхождения все же были.
Согласно версии Ушакова, они прошли на школьный двор через арку со стороны улицы Индустрии и уже возле мастерских увидели «колдыря». Паклин же показал, что они встретили Полунина возле парикмахерской, на углу улиц Орджоникидзе и Калинина, сказали ему, что у них припрятан возле голубятни «пузырек», и таким образом заманили его на школьный двор.
И еще одно расхождение: по Ушакову выходило, что «ковбои» оставили Полунина возле яблони у мастерских, а Паклин утверждал, что он и Худобин вдвоем вытащили полузадушенного Полунина со двора на улицу, «чтобы там его кто-нибудь увидел».
— Он, что, так уж плох был? — спросил Горелов.
— Нет, сперва хрипел, а потом лучше стал дышать, — ответил Паклин.
Из других рассказанных Ушаковым эпизодов Паклин вспомнил только два. Зато добавил три неизвестных.
Отоспавшись, Игорь не утерпел-таки и ближе к вечеру заглянул в райотдел. Горелов разговаривал по телефону. Увидев входящего в кабинет Игоря, обрадованно помахал ему, а чуть погодя, зажав микрофон трубки ладонью, сказал: