— Мы вынуждены подозревать всех, кто общался с пострадавшим в последние часы перед его смертью, — пояснил Брянцев. — Между прочим, Надежда Васильевна, следствию уже многое известно о личности убийцы. Известно, например, что он был одним из тех людей, которых Алексей очень хорошо знал. Кстати, ваш муж вам рассказывал, как в ночь на десятое августа на него напали какие-то парни и пытались его душить?
— Я ничего не знаю об этом, — заплетающимся языком пролепетала Полунина.
— Серьезно? — удивился Брянцев. — А ваша мать говорит, что как раз вы ей об этом и рассказывали!
— Мама?.. Не верю своим ушам!
— А вы видели, как после этой встречи с парнями Алексей вернулся домой? И когда вернулся — ночью или утром?
— Я крепко спала и, видимо, не услышала, как он вошел в квартиру, — ответила Полунина. — Он открыл дверь своим ключом. А утром я проспала и торопилась на работу, поэтому не заглянула к нему в комнату.
— Но ведь его с вечера не было. Значит, вы нисколько за него не волновались? Ведь приоткрыть дверь и посмотреть, вернулся домой муж или нет — дело нескольких секунд…
Полунина с преувеличенным вниманием разглядывала платочек и, увлеченная этим занятием, словно бы не слышала того, что говорил ей следователь.
— Что же у нас с вами получается в итоге? — снова заговорил Брянцев после минутной паузы. — Возникают вопросы, которых могло и не быть. Самый первый: что вынуждает вас говорить неправду? Или кто вынуждает? Следующий вопрос: а не потому ли вы скрываете правду, что за вашими отношениями с Германом Щегловым кроется тайна, так или иначе связанная со смертью вашего мужа?
— Вы говорите ужасные вещи! — дрогнувшим голосом заявила Полунина и, поднеся к глазам платок, уже сквозь слезы продолжила: — Я ничего от вас не скрываю!.. Мне нечего скрывать, а что на нас с Германом наговаривают…
— И ваша мать на вас тоже наговаривает? — спросил Брянцев.
— Моя мама — старая женщина, она могла что-то перепутать и забыть…
— Нет, Надежда Васильевна, ваша мама ничего не перепутала и не забыла! А вы хорошенько подумайте над тем, что я вам сказал, и в следующий раз…
— Значит, вы никогда не оставите меня в покое? — всхлипывая, спросила Полунина.
— Все будет зависеть от вас, — ответил Брянцев, пожимая плечами.
— Сколько можно терзать человека? — продолжая всхлипывать, воскликнула Полунина. — Не просто человека, а женщину, которая потеряла мужа и которая должна быть, кажется, заинтересована в розыске убийцы! Ну да Бог вас простит!..
«Не там копаете!»
А в это время в соседнем кабинете Горелов допрашивал Щеглова. Брянцев тихонько подсел к столу и, прислушиваясь к разговору, пробежал глазами исписанные округлым разборчивым почерком листы протокола.
«Вопрос: — С какой целью, находясь 3 сентября в квартире Полуниной, вы представились сотруднику милиции телевизионным мастером?
Ответ: — К тому времени наши отношения с Полуниной еще не были окончательно прояснены, и я не хотел ставить ее в неловкое положение…».
И еще на одном месте Брянцев задержал взгляд:
«Вопрос: — Днем 2 августа между вами и Н.В.Полуниной произошел возле наркологического отделения, за распитием коньяка, разговор о совместной поездке на юг. Вы подтверждаете этот факт?
Ответ: — Нет, не подтверждаю! Не было ни коньяка, ни разговора о поездке на юг!».
Откинув голову назад и слегка прищурясь, Щеглов поглядывал на оперативника независимо и как бы снисходя из великодушия. «Ну, поспрашивай, поспрашивай!» — говорил его взгляд.
И Горелов, скрепя сердце, продолжал допрос:
— Где вы взяли деньги на поездку?
— У меня оставались еще заработанные в зоне. И родители дали.
— Сколько вам дали родители?
— Два лимона.
— Сейчас на что живете?
— Родители помогают.
— Фактически вы переселись к Полуниной. Неужели и там живете на родительские гроши?
Щеглов снисходительно и нагло улыбался.
— На работу когда-нибудь намерены устраиваться?
— Пока не подвертывается ничего подходящего.
Брянцев склонился к Горелову:
— Володя, можешь пойти покурить.
Тот, ни слова не говоря, уступил ему свое место.
Брянцев с минуту хмуро глядел в стол перед собой, аккуратно вырисовывая на листке кружочки, квадратики и ромбики.
— М-да… — произнес он, выходя из раздумья, и жестко, иронично поглядел на Щеглова: — Герман, как вы сами-то считаете: вы — умный человек?
— Не буду спорить, — Щеглов все еще улыбался, но мускулы его лица уже приходили в напряжение и на глазах гасили улыбку.