Рядом со мной сидит моя Блондинка. На ней джинсовый костюм, пригодный для дорог, на которых она привыкла жить, которые стали ее домом. Теперь она не одна. Теперь нас двое. Мы едем потихоньку в ночь, и нет бешеных гонок, нет порочных страстей, только мой убаюкивающий, тихий голос. Мы переродились в одну из ночей. Мы стали другими.
Я рассказываю ей, как я провел день. Как колесил по городу с шефом, и тот заколебал меня своей болтовней о новой избраннице. Привыкнув к его всегдашней немногословности, я выражаю удивление таким вот переменам. Я спешу поделиться своим удивлением с ней, с ней единственной, которой я доверил самое сокровенное, которая доверила мне самое сокровенное…
Она молчит, глядя перед собой в нехотя расступающуюся перед нами темноту. Она молчит, лишь улыбается, легко и чуть загадочно. Она не может ответить. Она мертвая, она умерла. Ее нет для меня, ее нет для всех, вообще нет. Нет для Пули, для Птицы, для Рефрижератора. Для Свина, Лады, Трубы, Поворота, М.Ежа, Ястреба, Осколка. Ее нет…
Но она со мной. По-прежнему и уже навеки.
Вот и родной-чужой-любимый-ненавистный каземат. Город, где я живу всю жизнь, но в то же время я здесь проездом. Что я позабыл здесь? Что мне делать? Вновь гряда однообразно-скучных домов, пресные лица, одно и то же небо…
Небо.
Я взглянул на часы. Пять утра. Я промотался где-то всю ночь, как шарахается пьяный — незнамо где. Я был где-то далеко, но не помню, где именно — все стерлось, все в тумане. Уже начинает светать, сумрак раздвигается, в воздухе обозначается сероватая мгла, и в нем, в этом зернистом негативе, город еще более мертв.
Небо…
Я резко вывернул вправо и надавил на газ. Теперь я мог ездить, мог поехать куда угодно. Истерика больше не напоминала о себе. Но только путь ли это? Нет. Нет, это не путь. Тупое движение в никуда. Двигаться, чтобы не подохнуть.
Я ехал в сторону пригородных домов, спящих и серых, к высокому холму. Мимо старого кладбища, где похоронена моя первая подружка, с которой я потерял девственность и на могиле которой был всего один раз. Выше и выше в гору. Мимо огородов, до самой вершины. Развернул автомобиль, обнаружил даже некое подобие стоянки. Поставил машину на ручной тормоз, заглушил двигатель. Посмотрел вниз.
Подо мной расстилался спящий город. Зернистая мгла скрывала его полностью, он угадывался лишь по огонькам. Но дальше, много дальше, за горной грядой, что высилась над городом, все менялось.
Занимался рассвет.
Я смотрел на кричаще-розовое зарево как заколдованный. Я видел то, что не видел до этого ни разу в жизни. Я видел жизнь. Видел приход ее в мир, видел приход солнца. Тьма отступала, как черное воинство под напором светлых сил, и боковым зрением я мог заметить физическую границу ночи. Я никогда не думал, что ночь имеет границы, но это было так.
Я купил себе новый сотовый телефон взамен того старого, который разбился. Я позвонил Пуле, ведь номер остался в памяти sim-карты. Мы поговорили. Без истерик с моей стороны. Он рассказал мне то, чего я не знал. Она устроила ралли. Моя Блондинка, она устроила свое собственное ралли, установила личный скоростной рубеж, выбрала свой путь. Ее отрезок был куда больше моего — от Уфы до Толбазов. До того места, откуда я скинул ей первое сообщение после расставания. Где-то на середине на ее пути возник рейсовый автобус. Она выкрутила руль, она должна была удержаться, ведь у нее не «девятка», у нее «Ситроен», который цепляется за дорогу, словно на шинах у него крючки. Но Xsara подвела. Машина кувыркалась и кувыркалась. Никто, даже Пуля, не мог знать, умерла ли она сразу или нет.
А может, Xsara тут вовсе не при чем? Ведь мы обогнали смерть, мы двое осмелились на эксперимент, на который до нас не отваживался никто. Мы обошли нашу смерть, но это оказалось иллюзией. Смерть отомстила. Я думал, смерть ищет меня, чтобы уничтожить. Но ее месть оказалась ужасней. Она оставила мне жизнь, но забрала у меня то, что намного дороже жизни.
Пуля сказал мне, что лично занялся похоронами. Их отец попал в больницу с сердечным приступом, узнав о гибели дочери. Ольгу кремировали — то, что от нее осталось. А прах Пуля развеял у обочины. В том самом месте, где она встретила смерть. Сейчас там велось интенсивное строительство. К сороковому поминальному дню Пуля запланировал воздвигнуть там памятник.
Почему она молчала раньше? Почему игнорировала мои звонки? Почему? Я не знал, а спрашивать Пулю просто не смог.
Я взглянул по ту сторону гигантской лощины, на дне которого испуганным зверьком ютился мой городок. Что-то начинало подниматься из-за гор. Что-то необъятное, величественное, что-то невозможно шафранное и пылающее. Такое, какой была моя любовь к единственной женщине, влюбленной в дороги.