И в самом деле, чего я так тороплюсь в душ. Да, помыться хочется, конечно, но также я понимаю, что ноги меня сейчас совсем не удержат. Все тело дрожит.
Прикрываю глаза, наслаждаясь мерным стуком Сережиного сердца и его дыханием. Кажется, он засыпает. И я, следуя его примеру, тоже расслабляюсь и уплываю в сон.
Потом я буду грызть себя за то, что пошла на поводу у своих желаний…
За то, что отдалась на “первом свидании”...
За то, что, как частенько говорила моя бабушка о разных молодых девушках, “слаба на передок”...
Плевать! Мне было хорошо. Очень хорошо. А значит все угрызения совести потом!
Все потом.
Глава 15
Лера
Не знаю сколько прошло времени, как мы вот так вот лежим. У Сережи почти везде висят новомодные шторы блэкаут, поэтому я понятия не имею который сейчас час. Желудок жалобно урчит, а мой мужчина сладко сопит мне в макушку, по-хозяйски распластав свою огромную ладонь на моей ягодице. Приятно… Позволяю себе еще пару минут понаслаждаться близостью, прежде чем на обрушу на себя всех своих тараканов. Прикрываю глаза, погружаясь в сладкую полудрему. Рука на моей попке приходит в движение, поглаживает вторую половинку, проходится нежным ласкающим движением по позвонкам и замирает, вернувшись на исходную позицию. Дыхание Громова все такое же мерное и глубокое, из чего я делаю вывод, что он все еще спит, а все эти телодвижения проделывает на автомате.
Желудок вновь напоминает о том, что я сегодня его еще не кормила.
Пытаюсь выбраться из-под тяжеленной ладони. С губ срывается болезненный стон от того, что при движении между ног возвращается легкое жжение и дискомфорт. Чувствую, как там все липко, хочется в душ.
Аккуратно, стараясь не разбудить Сережу, сползаю с него под его недовольное сонное бурчание. К счастью, он так и не просыпается, а лишь переворачивается на живот. Я замечаю, что его… хм… внушительный орган все еще напряжен.
Неужели ему не хватило?
Дождавшись пока он уляжется, сбегаю в душ. Перед глазами по-прежнему огромный, твердых, увитый синеватыми венами член с красивой ярко-бордовой головкой. И как он во мне поместился?
В ванной включаю воду, настраиваю температура и, переключив на тропический дождь, захожу в душевую кабину, закрыв за собой стеклянную дверь. Хорошо, что Сережа спит. Мне просто катастрофически необходимо побыть одной и переварить все то, что между нами произошло. Закрываю глаза, подставляя лицо под теплые струи воды. В голове крутится противная мысль, что я все испортила, поддалась соблазну и эмоциям, отдалась Сереже, когда было еще рано. Рано для секса! Слишком все стремительно между нами. Слишком ярко. Слишком желанно. Все слишком!
Вот что он теперь обо мне подумает? Что я одна из тех клубных “давалок”, которых он явно менял, как перчатки? Я в его глазах, наверняка, легкая добыча, которую ему не стоило никакого труда обаять и затащить в постель. А я и повелась на все его соблазны, потому что хотела. Хотела так сильно, что не могла отказать ни ему, ни себе. А теперь что? Что будет теперь? Я ведь в него, как дура последняя, влюбилась. Если он сейчас проснется и выставит меня за дверь, потому что думал, что я приличная девушка, а я оказалась простой “слабой на передок” – и снова спасибо бабушке за напоминание – девушкой.
На глаза наворачиваются слезы, я начинаю тихо плакать. Как хорошо, что льется вода и заглушает мои тихие всхлипы. Что-то меня совсем накрыло.
За своими мыслями, угрызениями и страхами не замечаю, что в кабине я уже не одна. Прихожу в себя от того, что к моей спине прижимается твердое, горячее тело. Сережа притягивает меня к себе, слегка наклоняет мою голову вбок и оставляет на шее нежный поцелуй. От этого трепетного жеста срываюсь на плач. Сережа напрягается и разворачивает меня к себе лицом, пристально смотрит, пытаясь поймать мой взгляд. Я же опускаю глаза и утираю слезы, хотя сама не понимаю зачем это делаю, ведь на нас по-прежнему сверху льется вода.
– Что не так? – Громов приподнимает пальцами мое лицо, заправляя мокрую прядь за ушко. – Тебе больно? – с беспокойством пытается прочесть ответ в моих глазах, а я тону в его взгляде. Вроде, не вижу там негатива и отторжения. Может, я себя накрутила? – Блядь, малыш, я нажестил, наверное? Сорвался, как животное, а ты же у меня нежная, хрупкая девочка, – прижимает к себе, обнимает, поглаживая по волосам. – Прости, прости, маленькая. Сильно больно?
В его голосе столько откровенного беспокойства и заботы, что меня это, вроде, с одной стороны, успокаивает, а с другой – становится стыдно, что он за меня переживает, а я тут стою и реву, слова сказать не могу.