– Чего грустим? – ко мне подходит Макс и чуть приобнимает, боясь помять прическу. Мне такой расклад не нравится и плевать мне на прическу, а потому жмусь к нему, прячась в его медвежьих объятиях. – Эй, ну ты что? До сих пор болит?
– Угу, – бормочу в его рубашку. Макс единственный, кто знает все о Сереже и наших отношениях. Вообще все. Даже о том, насколько далеко они зашли. Именно Макс сидел в моей комнате, пережидая мои истерики и слезы в первые дни, когда я просто не могла успокоиться. А он просто был рядом и мне становилось легче. Макс даже не говорил ничего особо. Просто обнимал и молчал. И слушал. Но самое главное, не осуждал, потому что поверил мне, что это не просто блажь и детская влюбленность, а настоящее чувство. Почему-то в тот момент, когда он меня успокаивал, мне казалось, что он и сам пережил нечто подобное, но спросить у меня так и не хватило смелости. Захочет – сам расскажет. – Болит.
– Пройдет, Лер. Вот увидишь, – брат немного покачивает меня в объятиях под медленную музыку. Со стороны, наверное, кажется, что мы, вроде как, танцуем, а на самом деле просто напитываемся энергией и поддержкой друг друга и мне становится чуточку лучше.
Дальше праздник идет своим чередом. Папу бесконечно поздравляют. Гора подарков становится все больше и больше. Тосты, речи, звон бокалов… К десяти часам вечера я уже настолько устаю, что мне просто хочется рухнуть в кровать и лежать так до утра. Только туфли скинуть обязательно, потому что от длительного времени хождения и стояния на высоченных шпильках мои ноги уже гудят так сильно, что заглушают музыку.
Устала. Как же я устала. Понимаю, что больше не могу изображать улыбающуюся статую и ловить на себе обеспокоенные взгляды Макса, мамы, папы и даже дяди Леши. Только у последнего во взгляде еще и жалость, и сочувствие. Короче, какой-то вот такой жгучий коктейль. Да, дядь Леш, попали мы с тобой, конечно…
Вылавливаю взглядом среди толпы людей папину фигуру и двигаюсь к нему. Хватит с меня. Отметилась на празднике, поздравила, теплые слова сказала, свой дочерний долг выполнила. Пора и отдыхать.
– Пап, – хватаю отца за локоть, привлекая его внимание. – Извини, что перебиваю, но можно тебя на минутку? – папин собеседник бросает на меня недовольный взгляд, будто я ему помешала. Ну извините, блин! Мне тоже надо с ним поговорить!
– Лер, дочь, – обеспокоенно смотрит на меня папа, отходя со мной в сторону кухни, – все хорошо?
– Да, папуль. Просто я сказать хотела, что устала очень и можно я уже к себе пойду?
– Конечно, родная, – папа расплывается в довольной улыбке и тянет меня к себе, обнимает. – Ты у меня такая красивая, дочь. Невероятная красотка! – чмокает меня в макушку. Пьяненький он у меня уже, но все равно приятно слышать от папы такие комплименты. Он у меня классный, хоть и тот еще педант. Но сегодня, судя по всему, он сделает исключение ради своего праздника и гостей, и не выгонит их, чтобы вовремя лечь спать, согласно его расписанию.
– Спасибо, папуль, – целую его в щеку, – ну я пойду?
– Иди.
Разворачиваюсь и иду в сторону лестницы, по пути написав сообщение Максу, что ухожу к себе и ложусь спать. Брат ответил, что он уже тоже уехал в клуб к друзьям.
Поднявшись в на второй этаж, иду практически на ощупь. После нескольких часов под яркими лампами освещения и вспышками фотоаппаратов, такой полумрак мне только в радость.
Кое-как в потемках добравшись до спальни, захожу внутрь, и, также не включая свет, скидываю на ходу туфли и выдыхаю от облегчения, когда стопы, обтянутые капроном, соприкасаются с прохладным полом, даря просто непередаваемое удовольствие.
Завожу руки за спину, пытаясь дотянуться до бегунка молнии на платье, но никак не выходит ни с одной стороны, ни с другой, как ни повернись.
– Черт! – ругаюсь вслух, все также пытаясь схватить эту маленькую, ускользающую от пальцев, штучку.