— Ну, знаешь, она идеальная. Круглая отличница, королева выпускного бала, прекрасный ангел. А я... совсем не такая.
— Ты злая сестра?
Шутливый тон его голоса смягчил правду.
— Да, именно.
— Чем занимается твоя сестра?
— Она воспитатель, — вздохнула я. — Воспитатель в детском саду.
Он опять засмеялся.
— Мерзость.
Я признательно улыбнулась ему.
— Спасибо! — Уайетт положил мне руку на спину и повёл меня за угол. Тепло его руки распространилось по моей коже и всему телу, наполнило мою кровь и проникло глубоко в самые метафизические части меня.
Боже, с этим мужчиной я была в опасности. Откашлявшись, я решила усугубить моё положение ещё одним сравнением с Клэр.
— На самом деле всё ещё хуже. Она живёт в пяти минутах от родителей. Она осталась дома, а я сбежала в ужасный большой город. Родители не могут меня за это простить.
— Что?! — воскликнул он, тон его голоса подпрыгнул, достигнув высокой ноты.
Я улыбнулась.
— Они поставили себе цель — вернуть меня домой. И пока я этого не сделаю, Клэр остаётся золотым ребёнком.
— Где твой дом?
— Гамильтон. Два часа езды в западном направлении. В сторону Гринсборо.
— Маленький город? — спросил он. Очевидно, что он никогда раньше не слышал этого названия.
— Очень, — подтвердила я. — Там живёт где-то тысяча человек. Мои родители родились там, выросли и планируют умереть. И они хотели бы, чтобы Клэр, Кэмерон и я сделали то же самое. Но этот город токсичный. Я... я не могу там жить, — я посмотрела на свои ботинки, но земля перед глазами расплывалась от слёз, застилавших мои глаза. — Плюс, — добавила я бодро. — У них там всего одна занюханная столовая и «Пицца Хат» — не так уж много возможностей для повара с классическим образованием.
— Ты же не собираешься уезжать из Дарема?
— О, нет. Никогда. Это я так шутила.
Мы задумались и замолчали, но меня это не беспокоило. Тишина не казалась мне неловкой. Как ни странно, она казалась даже комфортной.
Наконец, Уайетт сказал:
— Твои родители сильно тебя этим достают?
— Каждый божий день. Всё чего они хотят, это чтобы я переехала, вышла замуж за свою школьную любовь и нарожала им тринадцать внуков. Всего-то.
Он громко засмеялся.
— Всего-то. Клэр именно этим и занимается?
Я покачала головой, почувствовав жалость по отношению к несчастной личной жизни своей сестры. У неё был ужасный вкус на мужчин.
— Нет, она всё ещё одинока. Но почему-то родители о ней не беспокоятся. Может быть, потому что она на целых десять месяцев меня младше? Даже не знаю. Но почему-то они считают, что я останусь старой девой и умру одна, — я засмеялась, хотя мне не было смешно, но так я надеялась смягчить правду. — Хотя, учитывая мою ситуацию, они может быть и правы насчёт этого. Они знают, что у меня сумасшедший график. И что я не была на свидании уже года два, — я замолчала, на секунду усомнившись и позволив моей к ним привязанности взять верх над сарказмом. — Я думаю, они просто переживают из-за того, как много я работаю.
— Они просто не понимают, — сказал Уайетт мягко... задумчиво. — Насколько нам это важно.
Я глубоко вдохнула, оценив его поддержку, хотя до этого момента я даже не подозревала, насколько сильно она была мне нужна.
— Знаешь, я даже не сразу это заметила. Я так сильно этого хотела... хотела, чтобы у меня получилось, хотела создать себе имя, хотела двигаться вперёд в своей карьере. Я как будто только начала понимать, насколько меня это всё поработило.
— Но это же хорошее чувство?
На моём лице растянулась улыбка.
— Да. Самое лучшее.
Он улыбнулся мне в ответ.
— Мы работаем в индустрии для мазохистов.
Мы остановились в тени за прилавком, прохладный ветер пускал мурашки по моим рукам. А, может быть, это был горячий взгляд тёмных глаз Уайетта.
— Садистская индустрия.
Наклонившись вперёд, он убрал за ухо прядь моих волос. Но она не осталась там. Мои волосы все ещё были слишком короткие.
— По крайней мере, у нас есть мы.
— По крайней мере, — прошептала я.
Наши тела одновременно пришли в движение, в одно мгновение наши губы соединились, а языки переплелись. Не теряя времени, он аккуратно прижал меня спиной к стене прилавка, а руки положил мне на талию. Наши тела прижались друг к другу, движимые одним и тем же желанием.
Его страстные и манящие губы двигались поверх моих, заставляя меня отвечать ему, пробовать его на вкус... соблазнять его. Я наклонила голову, его язык проник ещё глубже, и я издала горловой звук.
Боже, каким же он был классным на вкус. Это было похоже на зубной эликсир с привкусом кофе. Но также это был вкус именно Уайетта — тот самый вкус, к которому я уже так сильно пристрастилась.
Поскольку на мне был надет укороченный топ, его пальцы коснулись моей кожи, но он хотел большего, чем просто узкая полоска обнажённого тела, которую я согласилась раскрыть. Он хотел меня всю. Его руки скользнули вверх и коснулись моего бюстгальтера. Я опять издала один из тех звуков, которые словно приглашали его изучать меня дальше и просили его продолжать то, что он делал.
Он оставил дорожку поцелуев вдоль линии моего подбородка и ухватил зубами мочку моего уха, что совершенно свело меня с ума, пробудив во мне желание чего-то большего.
— Уайетт, — проговорила я, задыхаясь, в то время как его поцелуи спустились вниз по моей шее, потом прошлись вдоль ключицы и на какое-то время задержались в области под моим ухом.
— Кайа, — прогремел он, дразня меня.
На секунду во мне вернулся здравый смысл.
— Что мы делаем?
Он поднял голову, его глаза потемнели от желания, на его чувственных губах заиграла улыбка.
— Я что-то начал переживать, что для тебя это не очевидно...
Я не могла не засмеяться.
— Я имею в виду... — я показала пальцем на себя, а потом на него. — Что с нами происходит?
Его взгляд переменился, сделавшись осторожным и сдержанным.
— А разве есть "мы"?
Я хлопнула его по плечу, давая ему понять, что он меня расстроил.
— Уайетт, это ты мне скажи!
Он снова притянул меня к себе, я с трудом сглотнула. Его тело было таким крепким, таким совершенно несгибаемым. Каждая его часть. Он был одновременно искушением и защитой. Он был неотразим и он притягивал, а ещё он так смотрел на меня, как будто бы я была для него всем.
— Кайа, ты мне нравишься, — сказал он. Его голос был таким бархатным точно шоколадная глазурь, также как и его глаза. — И мне кажется, я тебе тоже нравлюсь.
— Это не относится к делу, — проворчала я. — Это не объясняет того, что мы делаем. Целуемся втихаря? Бродим по рынку и изливаем друг другу душу? Что между нами происходит?
Его улыбка снова вернулась, и этого было достаточно, чтобы моё сердце опять заколотилось.
— Я бы не стал называть обычный разговор изливанием душ. И я с удовольствием бы начал целоваться с тобой в общественных местах, если ты устала держать это в секрете.