С тех пор случилось слишком многое, чтобы он мог видеть её такой же.
Он вообще ни разу не мог воспринимать её по-прежнему.
И всё же его раздражало, что та примитивная, животная реакция на неё так и не ушла до конца.
Она не унималась даже сейчас.
Даже наблюдая, как она холодно смотрит на него, даже говоря себе, что она убийца, худшая предательница на свете, агент тьмы, существо, которое намеренно выбрало неверную сторону, в результате убило или едва убило людей, которых Балидор считал семьёй… он всё равно испытывал смятение, почти смущение в её присутствии.
Он чувствовал вину за пребывание здесь.
Ему казалось, будто он вторгается в её пространство, нарушает её границы.
Он пытался справиться с неуверенностью в том, хотела ли она его присутствия здесь.
Она уже предельно ясно дала понять, что не желает его помощи.
Она не хотела его в своём свете, в своём сердце.
Он это знал. Он принял решение всё равно сделать это… не только ради её блага, на что он, конечно, надеялся. А потому, что он боялся, что в итоге они убьют её, если он этого не сделает. Потому что она слишком опасна, чтобы позволять ей жить в таком состоянии.
Она опасна.
Он прекрасно понимал, насколько она опасна.
Собственные реакции на неё ошарашивали его.
Более того, в данный момент Балидор едва ли мог утверждать, что ему чего-то не хватает. Он жил не один. У него уже несколько лет имелся сексуальный партнёр. У него не было оснований вести себя как какой-то оголодавший подросток, неспособный контролировать реакции собственного света. Он состоял в моногамных, верных, взрослых отношениях с прекрасной женщиной-видящей.
Девушка Балидора, Ярли, была красивой.
Она была равна Кассандре по красоте, возможно, даже более красива по мнению многих, в зависимости от их предпочтений в физических телах и aleimi-светах.
И всё же он вынужден был признаться самому себе, пусть и в самых потайных мыслях, что красота Ярли не действовала на него таким же образом.
Эта мысль вызывала немало дискомфорта и даже стыда.
Это также говорило ему, что его привлекают не только физические черты Кассандры.
Было что-то ещё.
И чем бы это ни было, он по-прежнему отказывался присматриваться к этому слишком пристально.
Может, дело просто в том факте, что Кассандра, видящая, находившаяся перед ним сейчас, не походила на других видящих. Как Дигойз, как сама Мост, Кассандра принадлежала не к той расе, из которой происходил сам Балидор.
Кассандра была посредником.
В своём нутре она могла быть озлобленным бл*дским созданием, но она являлась посредницей, точно так же, как прославленные Меч и Мост. Она даже была не обычным посредником — она была «Четвертой из Четвёрки», существом с одним из самых высоких рангов и одной из старейших душ во всех мирах.
Сложно было полностью закрыть глаза на силу такого существа.
И всё же Балидор знал, что использовал её статус и свет, чтобы дать оправдание тому, что по сути своей могло быть чисто иррациональным притяжением с его стороны. Он использовал оправдание её уникальной души, чтобы придать логичность совершенной глупости того, что он приходит сюда каждый день и пытается достучаться до неё, хотя все остальные считали, что она безнадёжна.
Но Балидор практически перестал спорить с собой по этому поводу.
Он здесь.
Он сделает, что сможет.
Глупость или нет, но он решил довести это до конца.
Он не отводил взгляда от её глаз, пока обдумывал свои мотивы, свою иррациональность… возможно, в сотый раз с тех пор, как он всё это затеял.
Он осторожно наблюдал за ней, снимая слои того, что он мог видеть.
В те первые несколько секунд, когда она наблюдала, как он входит в её камеру, её эмоциональные реакции уже прошли несколько стадий. Теперь он наблюдал, как они продолжают меняться, колеблясь между раздражением на него за то, что он пристально на неё смотрит, яростью из-за того, что она не может прочесть её из-за ошейника сдерживания видящих на шее, злостью на него из-за продуманности её органической камер, раздражения на него из-за того, что это не Элли и не Меч, раздражения из-за того, что он вообще здесь…
…но было там что-то другое. Какая-то часть её, казалось, была почти счастлива видеть его.
Он знал, что этот проблеск радости от встречи вообще никак не связан лично с ним.
Он это знал.
Он знал это так хорошо, что данное утверждение превратилось почти в мантру в его живом свете ещё до того, как он приготовился войти в её камеру с органическими стенами.