— Не люблю гадать без серьёзных свидетельств, — нахмурился Мэнлиус.
— А я так предположу: почему предатель должен быть среди воздухоплавателей? Почему он не должен быть одним из вас, телохранители?
Снова смех, ещё более нервный. Маг-предатель. Что может быть хуже? Только если этот маг будет ещё и одержимым!
— Уж кто-то, а этот парень больше всех нас заинтересован в успехе задания, — неожиданно вступился за Мэнлиуса напарник. — Это задание для него является шансом вернуть себе доброе имя. Кроме того, он по-настоящему восхищён нашей учёной. Всё-таки сам является хранителем легенд. Если кто и может быть предателем, то только я.
— Чушь собачья! — тут же ответил Мэнлиус, снова нахмурился и предпочёл смотреть в окно.
Все присутствующие с интересом покосились на рыжего. Больше всех удивился искатель. «Мне казалось, мы друг друга только терпим в этом путешествии» — удивлённо подумал он. «Какого чёрта, рыжий?».
А рыжий продолжил изучать пейзаж, насупившись. Он отказывался считать предателем блондина. «Кто угодно, только не этот идиот. Он, конечно, та ещё язва, но уж точно не предатель. Я отказываюсь считать Адриана предателем» — возмущённо думал парень.
— Этот разговор ни к чему не приведёт, — выдавил Мэнлиус, чтобы сказать хоть что-то. — Нельзя огульно обвинять других без доказательств.
— Но на корабле вы этим только и занимались! — напомнил капитан. — Мы должны продолжать развивать эту тему ради нашей безопасности. Что случилось, Алэйр, боитесь за дружка?
— Мы проводили расследование!
— А я согласна с капитаном Гендианусом, — неожиданно сообщила Нерта. — Чем чаще мы будем говорить на подобные темы, тем больше заставим предателя нервничать. И затем он неминуемо совершит ошибку!
— Шпион обязан сдерживать свои эмоции. Можете ли вы сказать по мне, нервничаю я или нет? — с улыбкой продолжил блондин.
— Не нервируй нас! — взвился рыжий.
— Вообще-то можем, — подал голос Просперо. — Мой глазной имплантат предназначен для подробного анализа устройств, но он может так же считывать вообще любую информацию. Эмоции появляются в организме и основываются на вполне наблюдаемых приборами процессах. Если предатель нервничает… даже если он скрывает свои чувства… я пойму!
Все покосились на Просперо. Тот элегантно устроился в своём кресле и безмятежно улыбался. Имплантат светился красным светом и издавал едва слышимые пощёлкивания.
Адриан рассмеялся от такого предположения:
— Зря сказали. Теперь мне придётся вас убить.
— Не придётся. Вы чисты. Но я буду помнить о ваших словах, — Просперо поднял руку и продемонстрировал шип, неожиданно появившийся из запястья. — Вы же помните, что воздухоплаватели любят модификацию тела?
— Тогда у нас вся надежда на мистера Просперо, — нервно улыбнулась Нерта. — Вы же нас предупредите, если что-то пойдёт не так?
— Конечно, — снова безмятежно улыбнулся глава техников и убрал шип. — Однако замечу, что особых отклонений в эмпатийных показателях ни у кого пока нет. Вы все нервничаете по вполне естественным причинам.
— А ты почему нет? — хором поинтересовались маги (воздухоплаватели тут лишь ухмыльнулись).
— Я больше машина, нежели человек. Мой уровень модификаций дошёл до того, что всё моё тело стало лишь оболочкой, — снова улыбнулся техник. — А улыбочки я проявляю, чтобы понервировать нашего неизвестного заблудшего друга. Ну или наоборот для большей естественности в обычном общении.
Повисло неловкое молчание. Мэнлиус пожалел, что вообще начал этот разговор. Ему показалось, что такие разговоры могут вызвать разлад в группе. «Надо будет поговорить об этом с Нертой и Адрианом. У Нерты какое-то своё мнение, а последнему всё — веселье. Может в напарники стоило взять Виктора или Аэтиуса? Эх, но они не искатели!» — подавленно подумал парень.
Октавиан был охвачен яростным пламенем. Огонь терзал его тело, несмотря на то, что парень сам был огненным магом. Ничего не поделаешь, этот огонь был намного сильнее, ведь его ниспослал сам магистр. В наказание за неудачу. Всё что оставалось аристократу — переживать двойное унижение. В один пылающий шар эмоций переплелись унижение от неудачи и унижение от самого наказания. Но он не жаловался. Он мужественно терпел, стиснув зубы. Будучи огненным магом, он мог не опасаться большого вреда от огненной стихии.
Окинус стоял рядом, заложив руки за спину. Его лицо было непроницаемым, но на напарника Прискус старался сейчас не смотреть. Куда более обжигающим, чем боль, он чувствовал стыд из-за неудачи.