Глава 33.
Ираидала, лари Марид Нави.
Время в дороге летело быстро. Даже привалы из-за целого перечня необходимых дел и накапливающейся усталости не ощущались тормозящими задержками. Я не видела детей меньше двух недель, а уже просто дико соскучилась.
Первым памятным местом был тот самый привал у реки, где я нашла наших гронхов.
- Ну что? Пойдём, искупаемся? - позвала я с собой гронха. – Может, ещё кого водой принесёт?
Гронх оскалился и толкнул меня лобастой башкой, заигрывая. А потом резко развернулся и предупреждающе зарычал в сторону омана и Файрида, почти одновременно дернувшихся в мою сторону.
Прошло всего ничего с момента нашего отъезда из столицы, и я вполне справлялась с поставленной для себя задачей, не обращать внимания ни на взгляды омана, ни на попытки Файрида приблизиться.
Ещё и рано вроде говорить о настойчивости, но эффект работы под камерой уже начал проявляться. Вот ещё в прошлой жизни, когда приходилось ради безопасности устанавливать камеры в кабинете, через некоторое время я привыкла к этому ощущению постоянного наблюдения за каждым твоим движением, ведь глядя на камеру, не знаешь, когда охранник за тобой наблюдает, а когда нет.
Вот и с оманом произошла та же ситуация. В первый день, ещё в столице, его внимание я ощущала как мешающее, непонятное и от того тревожащее. А сейчас... Ну, смотрит и пусть смотрит, главное, чтоб рукам воли не давал. А оман сейчас только наблюдал.
Почему-то вспомнился наш двор, ещё тот, в котором я выросла, и два соседа старичка, что едва становилось на улице тепло всё время проводили за дворовым столом с шахматной доской. Михаил Николаевич и Николай Михайлович были давними соперниками по шахматным баталиям, ещё с послевоенного детского дома, где они и полюбили эту игру. Вот они также подолгу и внимательно проводили рекогносцировку положения фигур противника.
И видно, наблюдения эти ему совсем не нравились, потому что всё больше он мрачнел, всё чаще хмурился. Когда мы со Штормом вернулись в лагерь, собрав по пути ещё и большие охапки хвороста, оман не выдержал. Зло прищурившись, он шёл к нам на встречу. Шторм, почуяв настроение омана, положил свою вязанку, которую тащил, удерживая перевязку в пасти.
- Дай сюда. - Рыкнул не хуже гронха оман и отобрал у меня мою вязанку, которую я тащила на спине. - Что ты хотела этим показать, Ираидала? Неужели в лагере нет никого, кому можно было бы это приказать?
- Зачем? - удивилась я. - Я сама вполне могу справиться с тем, чтобы собрать хвороста для костра. Тем более, что ничего сложного в этом нет, а Фарли и Ранги просто не в состоянии делать абсолютно всё.
- Ираидала, ты лари! Понимаешь, лари! Ты сокровище гарема! Ты не должна таскать хворост, следить за костром, готовить еду! Ты... - оман запустил руку в волосы. - Я знаю, что ты мне сейчас можешь сказать, что лари ты уже давно, а когда я отправил тебя в ссылку, то меня это не волновало. И да, не волновало. Потому что мне и в голову не могло прийти, что всё дойдёт до такой степени! У меня никогда не было желания превратить тебя в служанку! Иначе я просто отправил бы тебя отбывать наказание в нижний гарем, чтобы там ты выполняла какую-нибудь работу. Понимаешь? Лари выполняет грязную работу только в качестве наказания за серьёзные проступки, чтобы одновременно, и наказать, и на место поставить. Самомнение убрать, унизить, если так проще для понимания!