Глава 34.
Оман Берс Марид Нави.
Счастье, бешенство и боль потери. Вот те чувства, которые разрывали душу на части! Словно я умудрился нарваться на смертельное проклятье! С самого прибытия с рубежей, я не знал покоя! Меня жгло калёным железом, выворачивало всё нутро, ломало кости в пыль от осознания всех совершённых ошибок, от той цены, которой пришлось расплатиться за мою слепоту!
Просить прощения? Встать на колени? И это перевесит всё зло, что я причинил?
Я помню, что раньше, стоило Ираидале меня увидеть, и словно в окна заглядывало солнце! От её радости становилось светлее! А сейчас... Так смотрят на змею в ожидании, нападёт она или нет.
Нельзя, нельзя и близко к ней подходить, воли себя давать. Испугаю, растревожу ещё больше... Нельзя ей сейчас рассказывать о своих чувствах, о раскаянии, о желании всё изменить и вернуть всё назад. Не поверит. Насторожиться. Спрячется за многослойной бронёй. А она не должна ждать от меня опасности!
Так что осторожно, Берс, осторожно. Словно идёшь по самой гиблой трясине, где каждый шаг может обернуться смертью. Все это по кругу в моей голове, и даже разговор с отцом не даёт мне возможности отвлечься от этих мыслей.
Легкие шаги по мрамору пола заставили меня обернуться, а увиденная картина застыть памятником собственной тупости! Кровь далёких предков демонов отозвалась в крови огненной лавой.
" Моя"! Рычало внутреннее чудовище, полыхая жаром, и требуя немедленно схватить и спрятать в самой надёжной потайной сокровищнице. Даже броня напомнила о себе удлинившимися когтями. "Придурок", шептал разум, почему-то голосом отца. " Скотина", припечатала собственная совесть. "Вернём", с непоколебимой решительностью припечатало сердце.
Насмешки отца даже не трогали. Я взгляд отвести не мог от Далли, это было просто выше моих физических сил. Хрупкий и нежный цветок из забытых сказок, скромно прячущийся в лесной тени и манящий своей тайной. Редчайший в нашем мире ландыш, чей прохладный аромат кружит голову. Вот кем виделась сейчас Ираидала. Статуэточка из звенящего хрустального льда, только тронь, и растает, как снежинка, упавшая на ладонь.
Что подали на завтрак? Что делают мои руки? Да какая разница! Я словно прошедший южные пески караван воду, впитывал в себя облик Ираидалы. Каждый взгляд, каждый вдох... Крылья сводило настоящей судорогой от желания обернуть их вокруг неё.
Но слова Лайны отрезвляют. Слуги, шпионящие для отца в моём дворце и давно уже перекупленные матерью, доносили, что я считаю Ираидалу уродливой. Из-за постоянных лживых наветов, которым я верил, считая, что она корыстная лгунья, я испытывал неприязнь, вызванную якобы совершёнными ею поступками. Но уродливой?
Но Ираидала подтверждает эти слова, напоминает мне, где и когда я такое сказал. Вспоминаю, что хотел её тогда уязвить, от того и сказал мерзость и почти сбежал, потому что тело выдавало, что все мои слова ложь, и ничего уродливого и отталкивающего я не вижу. Ну, как я мог знать, что эти слова мне ещё аукнуться?