Хон не ответил, глядя в одну точку.
— Все верно. Нечего стыдиться. Признать свою вину — поступок, достойный мужчин. Может, ответите, чем вам Тайкан не угодил? За что вы его так?
Тишина воцарилась такая, что казалось, слышен шорох крыльев мотылька, который соблазнился разрезанными фруктами в вазе. И когда она стала невыносимой, один из курсантов доложил:
— Наири даровала милость тому, кто не должен жить. Он не смеет даже взгляда от земли поднять, не то, что…
— Так вы считаете себя вправе диктовать мне, кого пускать в свою кровать, а кого нет? — Анна почувствовала, как пылают щеки. Но не от стыда — от ярости:
— Значит, каждого своего избранника я обязана предоставить вам для одобрения, так? Что еще вы считаете необходимым донести до меня? Может, мне спрашивать разрешения, сколько раз в туалет сходить?
— Наири! — парни явно испугались, потому что дружно повалились носами в пол.
— Хон! Я хочу услышать от тебя…
— Хон не виноват! — дружно вскинулись остальные.
— Тогда почему он здесь?
— Наири! — подал голос сам курсант, — Я знал о том, что Тайкана хотят побить. Но не остановил преступления. Я виновен так же, как и мои товарищи.
— Ну, и как думаешь, какое наказание вам назначить?
— Смерть! — прозвучал хоровой ответ.
— Э, нет, мои дорогие! Так легко вы не отделаетесь. Пока ступайте, а я с вашими командирами обсужу, что с вами делать.
Глядя на спины удаляющихся парней Анна поняла — что бы эти мальчишки не натворили, наказания в этом мире слишком суровы.
Король даже не сомневался — хулиганы заслужили смертную казнь.
— Они оскорбили Наири! Это нельзя спускать с рук.
Остальные склонялись к тому же. Даже Эйр. И все просьбы Анны смягчить наказание во внимание не принимались.
— Вы на самом деле не понимаете? — она едва сдерживала слезы, — Гибель этих детей ляжет на мою совесть тяжелым камнем. Думаете, я смогу быть счастливой? Смеяться? Получать удовольствие от жизни? По-вашему, много вы тогда праны получите?
— Наири изволит угрожать? — бровь Его Величества удивленно изогнулась.
— Ни в коем случае! — возмутилась Анна. — Я всего лишь даю раскладку на будущее. Если присутствующие здесь считают, что мои просьбы можно игнорировать, то…
— Вы правы. Это недопустимо! — вмешался ректор, — Если Наири желает, чтобы этим преступникам оставили жизнь, как мы смеем противиться?
— И что вы предлагаете? — заинтересовался король.
— Ну… — замялся ректор, — может, палками их вразумить?
— Нет, — не согласился король, — Слишком мягко.
— В таком случае, — голос Эйра звучал необычайно мягко, — нам стоит спросить у самой Наири, какого наказания заслуживают те, кто причинил ей боль.
Анна закусила губу. Вот гад! Специально, что ли, такие вопросы подкидывает? Но секундной заминки ей хватило, чтобы найти решение:
— Парни спят и видят, чтобы рорагами стать, верно? Ну так аннулируйте их баллы за прошедший экзамен! Подействует хлеще палки.
Предложение казалось жестоким, курсанты, в случае недобора баллов могли навсегда попрощаться с элитным воинским подразделением. Но и их проступок на детскую шалость не тянул. Тем более, что они даже по земным меркам давно вышли из младенческого возраста.
— А может, просто отчислить?
— И кого мы получим? Озлобленных, хорошо обученных подростков без определенных целей. А если они в наемники подадутся? Или по кривой дорожке пойдут? Вы же сами говорили, что эти парни — лучшие!
— А это имеет смысл! — неожиданно согласился король, — Мальчишки теперь землю грызть будут, лишь бы в списках удержаться. Смогут, мы получим лучших из лучших. Нет — в глубинках тоже хорошие солдаты нужны. А им впредь наука будет — думать прежде, чем сделать. Не солдатня ведь, офицеры!
Приговор зачитали в присутствии всех обитателей и гостей Академии. Провинившаяся шестерка стояла перед строем, и спины казались выточенными из дерева. Но головы парни держали высоко. И, услышав о наказании, даже не шелохнулись.
17
Анна смотрела на происходящее с помоста. Нижняя губа опухла от постоянного прикусывания и болела. Хотелось спуститься туда, на утрамбованную землю плаца и как следует встряхнуть ребят. Надавать пощечин. Заставить понять, что они сделали не так. Ведь даже Хон считал, что преступление заключалось только в побоях. Наивные, дурные мальчишки!
Но злость не затмила волнения — второй экзамен обещал быть ничуть не легче первого. Тайкан назвал его «каруселью» и посоветовал присутствовать только в самом начале, на испытаниях по стрельбе: