А Тайкан все говорил. Постепенно воспоминания переросли в исповедь… и крик души. Тихий, надсадный. Так кричат, когда голос уже сорван, но сил терпеть боль уже нет…
— Я был рорагом. Старшим над телохранителями Наири. А теперь — лишь безмолвный раб. Но… какое это имеет значение? Что мне жизнь, если Айкири больше нет рядом? Она была моей жизнью, моим дыханием, и если Дарующей Жизнь больше нет в этом мире, то и мне нет смысла задерживаться здесь.
Он распахнул глаза. Смотрел на Анну и не видел, обращаясь к пустоте. А может, просто спорил сам с собой:
— Я живу ожиданием смерти и молю о ней, как о великой милости. Но разве смеет преступник желать что-то для себя? И новая Наири не спешит отпустить своего раба. Зачем я ей, сломанная игрушка? Что я могу дать? Только следовать за госпожой в Храм, или на прогулку… А я ничего не чувствую…
— Остановись! — Анна привстала на коленях, всматриваясь в невидящие глаза.
Но Тайкан не слышал. Речь лилась невнятным потоком, лицо все больше становилось похоже на камень, даже посерело, словно гранит…
Звук пощечины оказался громче звона пляшущего по камням ручья.
Взгляд инкуба прояснила. Он машинально схватился за щеку и… испугался.
— Наири… Вы…
Вместо ответа она крепко обняла его, притянув к себе:
— Все хорошо… все хорошо… успокойся…
Страшно, когда плачут мужчины. Но еще страшнее, когда плачет тот, кто привык сдерживать эмоции. Тайкан рыдал, и, казалось, каждая слезинка превращается в острый осколок стекла. Анна даже испугалась, что из глаз потечет кровь.
Наконец, монотонный вой превратился в тяжелые всхлипы, а потом затихли и они. Тайкан замер в объятиях Наири, боясь пошевелиться, а она долго не разжимала рук, не решаясь отпустить. Потом шепнула, тихо-тихо, так, что и сама не услышала:
— Прости.
— За что, госпожа? — в голосе еще слышались слезы.
— За то, что попросила заняться со мной любовью. Больше я не повторю такой ошибки. Прости.
— Нет. Нет, госпожа, — Тайкан отстранился, и голос зазвучал хриплым речитативом, — Не надо так. Я ваш. Я отдам вам все — свой разум, свои мысли, свое тело… Только не сердце. Оно умерло вместе с Айкири. Но пусть вас это не останавливает. Отныне вы — моя судьба.
— Ради Эстрайи ты готов… вот так?
— Нет, не ради Эстрайи, Наири. Ради вас. Признаюсь, сначала я ненавидел. За то, что помешали умереть. За то, то раз за разом врывались в мой темный мир, заставляя выходить на свет. А возвращаться становилось все труднее. Мне хотелось обратно, в ту пустоту, в тишину… Туда, где сердце почти забывало, что болит… А потом я понял — вы такая же. Простите, что я посмел сравнить Дарующую Жизнь с презренным рабом, но Наири тоже… одинока. В окружении сотен слуг, рабов, рорагов — одинока. И ей страшно.
Анна молчала, не сводя с Тайкана широко открытых глаз. Понимание, что он прав, стало открытием. И, платя откровенностью за откровенность, она решилась:
— Так же, как и ты, я потеряла любимого человека. О нет, он жив и здоров, просто отвернулся от меня. А перед этим — искалечил душу. Поэтому я больше не верю мужчинам.
— Неужели не нашлось никого, чтобы исцелить раны?
— Появился тут недавно один… Но и он — обманул. Жестоко, цинично… Теперь я боюсь.
— Не надо, госпожа. Не стоит. Настанет день, и вы снова поймете, что любите.
— А ты? — не удержалась Анна.
Тайкан сделал вид, что не заметил вопроса:
— Что вас беспокоит, Наири?
— Я воспитана в другой среде, Тайкан. И правила поведения в нашем мире — иные. Здесь мне предлагают полностью нарушить все моральные нормы, практически, стать проституткой, — Анна заметила, что Тайкан не понимает, и пояснила, — доступной женщиной. И мало того. Кроме того, что я должна отдаваться мужчинам, об это тут же узнает вся страна! Еще и поздравлять придут.
— Ох, Наири, — охнул Тайкан, — неужели вы не поняли? Если не хотите, вам не нужно делить ложе с многими, достаточно одного. А если вы его полюбите, то поверьте, вам будет все равно, узнает ли кто о жарких ночах. Напротив, вы готовы будете прокричать о них всему миру!
— Такое может случиться?
— Конечно, госпожа. Инкубы тоже умеют любить.
Увлекшись разговором, они не заметили, как охранники перехватили любопытного визитера:
— Господин Эйр, Наири запретила беспокоить её. Если то не срочно…
— Не срочно, — подтвердил Верховный рораг и пошел обратно.
Вместо тропы Эйр видел две фигуры, слившиеся в одну. Наири крепко обнимала Тайкана за вздрагивающие плечи, а тот приник к госпоже, как плачущий ребенок — к матери. И почему-то это видение причиняло боль.