- Секунду, - Лина похоже заметив моё движение рукой, взяла руку Маргариты и начала нажимать кнопки на нарукавном блоке, - похоже тахикардия.
Я взглянул на данные, что высыпались на ее мониторе и ошалел.
Пульс 185.
Сложно было судить о том, что произошло и почему она потеряла сознание, поскольку полноценный осмотр сделать было невозможно из-за наличия скафандра.
- Я так понимаю, что я единственный здесь с медицинским образованием? - задал я риторический вопрос.
Тишина была мне ответом.
- Я, конечно, не могу поставить полноценный диагноз, но судя по тому, что я увидел, очень похоже у Маргариты случилась диабетическая кома…
- Не может быть, - тут же перебила меня Лина МакГвайер, - диабетиков не пускают в космос.
- Ну, собственно мы и не собирались в космос, - тут же рубанул я, - мы собирались провести на околоземной орбите не больше двенадцати часов, что никак не могло повлиять даже на «инсулинщика», сколько мы уже находимся за пределами Земли?
- Я прикидывал, - вступил в беседу Степан, - разгон был мощным, потому нас всех и вырубило, похоже скорость была выше второй космической, если ориентироваться на неё, в смысле на эту скорость, то лететь до Луны примерно 9-10 часов, не меньше, плюс торможение, если разгон был свыше второй космической, плюс посадка.
- Плюс мы провели много времени внутри корабля, плюс радиация, плюс стресс, - резюмировал я, - плюс отсутствие еды. Вот вам мой диагноз, и самое страшное в нём, что мы никак не можем ей помочь, - я замолчал, потому что говорить дальше было трудно.
- И всё? - Аня толкнула меня в плечо, я покачнулся, голос её дрожал, - ты ничего не сделаешь?
- Скоро Маргарита умрёт, - голос мой был наверное чересчур жёстким, - от отсутствия инсулина или кислорода, сейчас не имеет абсолютно никакого значения. Мы тоже умрем, если будем сидеть рядом с ней и рефлексировать. Прости Аня, я действительно ничем не могу ей помочь.
Я встал и пошёл к дальней стене. Нужно было чем-то заняться. Аня заплакала.
Я вспомнил свои первые взрослые слёзы. Замедлил шаг, погружаясь в воспоминания, остановился.
Боль, ушедшая после знакомства с Анной, вновь захлестнула меня с головой.
Банальность истории, казавшаяся мне в 17 трагедией, добавляла эмоций.
Кира была для меня всем. Мы познакомились, когда нам было по 16. Привязанность медленно, но верно, переросла во мне в любовь к этой девушке, чем-то похожей на мою мать, не внешне, но очень внутренним миром, мировоззрением, складом ума и манерами.
Возможно ещё один из крючков, на которые я подсел.
Отношения развивались ровно, по нарастающей. Она хотела стать врачом и заразила меня этой идей — идей спасения человеческих жизней. Я пошёл в профильный 10 класс — уклон на химию и биологию. Это была не совсем моя тема или лучше сказать совсем не моя. Но я был в обойме, у меня была цель — быть рядом с любимым человеком, всегда и везде.
Всё изменилось в один миг. Я сначала увидел, а потом задав прямой вопрос, получил прямой ответ.
Да моя, теперь уже бывшая девушка, встречается с моим лучшим (теперь уже нет) другом.
Было ощущение, что жизнь закончилась, во всяком случае такая, какой я её знал до того момента. Сначала потемнело, будто солнце ушло за горизонтом в секунду, потом показалось что сердце не бьётся, но медик, хоть и будущий, внутри меня, нашёл пульс, значит сердце работает.
Так я запустил своё сердце снова, запустив и свою новую жизнь «без неё». Мне стоило больших усилий сдержать эмоции. Потому что вместо того, чтобы бить лучшему другу морду, мне хотелось выть, орать и говорить гадости.
Уже дома. В одиночестве. Я дал волю эмоциям. Я рыдал, навзрыд. Выл и орал. Матери не было, а отец больше не жил с нами. Слёзы лились и я не мог их остановить. Хотелось поделиться болью, но матери я не мог ничего сказать, брату тем более, а отца не было рядом, звонить ему я побоялся.
Отец вообще был для меня всем. Пока мы жили рядом, он был и отцом, и матерью, и лучшим другом, а потом что-то у них произошло с мамой. В какое-то время я понял, что у него уже есть другая женщина, а потом узнал, что оказывается они уже в разводе.
И в тот момент его не хватало.
И я зарыл свою боль в себе. Закопал её глубоко. Положил сверху огромный камень и мне вдруг стало легче.
Отпустило. Я понял, что так тоже можно жить
Решил, что я, видимо, интроверт. И это очень удобно. Можно этим обосновать любое своё поведение. Идеально. Так я и жил, до того момента пока не встретил Аню.
Я выдохнул. Камень, что лежал на могиле моей боли, давно потерял вес и улетел в космос. Боль выкопана, теперь. Я пнул её со всей дури. Она тоже улетела.