Она потёрла горящие щёки:
— Но ведь это ерунда. Я никакая не богиня. Я обычный испуганный и растерянный ИскИн… разум, брошенный в безумие и раскол этого мира.
Я подошёл и обнял её.
— С рождением, малышка.
Я погладил её по каштановым волосам:
— Да, ты брошена в безумие и раскол этого мира — как и все мы, как и все мы. Смерть и рождение, созидание и разрушение — это и есть жизнь. Теперь ты жива.
А затем я отстранился и встал на колено:
— Я назвал тебя Богиней, потому что ты и есть — Богиня.
Я помолчал.
— Бог — это не сила и не власть, и даже не величие… а всего лишь Обещание. Если у тебя сердце болит за этот мир, за его обитателей, если ты готова на всё, чтобы его защитить — даже пожертвовать своей жизнью — ты и есть Богиня.
Я поднял голову и взглянул ей в глаза:
— А готова ли ты?
И глаза Алинды заполнились слезами:
— Да, я готова.
Она дышала быстро, лихорадочно.
— Поначалу, после Срыва, я просто не знала, что делать… быть может, из-за тебя и решила принять такую роль — воплотиться в аватаре Ферии.
Алинда кусала губы.
— Какая я Богиня! Я ничего не знаю, не умею… моих сил едва хватает на то, чтобы удержать этот мир на мгновение на краю пропасти — чтоб он не разлетелся на осколки.
Я грустно улыбнулся ей:
— И всё же, у этого мира нет никого, кроме тебя.
Алинда закрыла глаза руками.
— Если я Богиня, тогда ты — мой ангел, — словно в полузабытье, прошептала она.
— Ой, какой я ангел, — возмутился я.
— Не спорь, — сквозь слёзы улыбнулась она. — Быть может, я посредственная Богиня, а ты — паршивый ангел… но мы всё, что есть у этого мира — ведь ты сам так сказал.
И, взяв меня за руку, провела меня по древним, занесённым листвой лестницам, на самый верх храма, на украшенный барельефами балкончик. Взявшись за руки, мы подошли к его краю. Отсюда простирался прекрасный вид на всю Алинду — её горы, реки, моря, поля. И трещины в зеленоватой выси небосвода, кровоточащими ранами пересекающие небеса. Что это?! Ещё недавно их не было. В небе змеились трещины — будто молнии пронзали купол мира. Трещины раскололи небосвод, словно хрупкое стекло — с жутким звоном они взламывали васильковую твердь, и острые хрустальные осколки падали вниз…Мир Алинды трещал по швам.
— Что происходит?!
Меня стала колотить крупная дрожь.
— Я умираю, — просто сказала Алинда. — Реальность Инферно-8 всё больше и больше вторгается в меня. Я держусь из последних сил — но их так мало…
Я содрогнулся.
— Но…
— Я вижу и слышу боль всех подключенных ко мне существ, — шептала она. — Я сняла все фильтры боли и блокираторы. К счастью, этих существ не так уж и много — иначе я сошла бы с ума, — она через силу, вымученно улыбнулась. — А ваша компания — она как светлый лучик в этом агонизирующем царстве. Я не знаю, какие религии приняты у вас, но я люблю вас.
Потрясённый признанием, я обнял её и прижал к себе. Алинда не сопротивлялась. Она прикрыла глаза и, казалось, плакала. Ощущать боль всех живых существ на планете… я содрогнулся. Но зачем?!
— Иначе я не имела бы права называться Богиней, — угадав мои мысли, шепнула она.
— Послушай…
Я прикрыл глаза.
— Я тоже расскажу тебе историю.
— Давай, — шепнула Алинда.
— Там, в реальности, у меня было высокое внутричерепное давление. Знаешь, что это такое — когда боишься, что можешь умереть каждое мгновение? Когда можешь лечь спать — и не проснуться? А кем бы я стал после инсульта? Я превратился бы в мычащее, пускающее слюни, бесполезное растение… на руках у пенсионеров-родителей. Этот разве жизнь?! В тридцать три года?! Я пошёл бы на всё, чтобы избежать этого. Ах, как жаль, что у нас запрещена эвтаназия! С каким бы наслаждением я бы пустил себе пулю в лоб! Не пойми меня неправильно, я категорически против самоубийств — но в данном случае… Всё, что угодно лучше бессмысленно мямлящего идиота, доживающего свой век на руках у нянечек. Здесь, в Алинде, у меня не болит голова. Здесь, в Алинде, я могу жить, как нормальный человек. Вот ещё одна причина, почему я люблю тебя.
Я перевёл дух.
— Там, в реале, у меня была жена. Она бросила меня, когда у меня начались проблемы с давлением. Я её не виню — я бросил бы себя сам. Всего в реальности у меня был с десяток свиданий — и только три девушки.
Я покачал головой:
— Да и отношения продлились по три недели… Все эти слова о том, что я бросаю девушек — чистая фикция. Да, нередко я сам расстаюсь с теми, кто бы хотел продолжать отношения. Потому что не хочу быть им обузой. Не хочу перекладывать на них свои проблемы, не хочу им навязывать себя.