«Заблуждаетесь, товарищ директор. В направлении и в дипломе я называюсь химик-лаборант».
«Что из этого?»
«Из этого следует, что вы обязаны предоставить мне должность именно химика-лаборанта. У вас нет такой должности? И не будет? Так и напишите в комиссию по распределению. И верните мой диплом туда или выдайте мне на руки. И распорядитесь, пожалуйста, чтобы меня отвезли к поезду».
Он в бешенстве орет:
«A-а! Вы знаете свои права!»
А ты? А ты усаживаешься и невозмутимо ждешь, когда он выполнит твое требование.
Веришь ли, все произошло точно так. Вот какая у тебя ученица! Слезы у меня моментально высохли. Я преисполнилась достоинства и самоуважения.
И произошло чудо: Казбек на моих глазах рассыпался. Директор плюхнулся на стул и долго таращил на меня глаза. Наконец опомнился:
— Что за молодежь!
— Не то что в ваше время?
— Вы даже не поинтересовались, что мы тут делаем, чем живем. Мастерский участок — ведь это люди! Люди, которые выполняют важнейшее государственное дело! Вам безразлично? Страна за канифоль должна капиталистам платить золотом. Зо-ло-том! А? Канифоль получают из живицы, которую заготавливают на вашем участке. Из живицы можно получить уйму химических веществ. Это же не сок течет из сосны, а чистое золото! А вы о себе! Вам нужна лаборатория! Вам не обеспечили условия! Вам, вам, вам! Всё вам! А от вас что?
Мне сделалось его жалко, так он расстроился.
— Мало ли где еще я могу пригодиться! Нужно совмещать интересы государства и интересы отдельных людей.
— Кто же должен об этом позаботиться?
— Государство.
— А по-моему, отдельные люди тоже должны об этом заботиться! Вы должны думать об интересах…
Но тут уж я взорвалась:
— Должна?! С самых пеленок я только и слышу: должна, должна! Что я, в долг родилась, что ли? Никому ничего не должна!
Он страдальчески подергал себя за лохматую свою шевелюру.
— Научились разговаривать! На готовеньком растете! Трудностей настоящих не видели!
И всё в таком роде, что я уже сто раз слышала.
Потом он долго молча водил карандашом в воздухе над моим направлением, сердито морщился. Но я уже знала, что выиграла.
Вошел главный инженер, высокий, костлявый, с лошадиным лицом.
— Что? — проговорил он, боком подсаживаясь к столу и поглядывая на меня искоса.
— Отказывается, Семен Корнеевич. Нет должности по специальности! — Директор обиженно швырнул карандаш.
— Знают законы! — хихикнул Семен Корнеевич. — Отпускай их, Мефодьич.
— Но ты же понимаешь, после этого нам ни за что не пришлют ни одного техника!
— Обходились же…
— «Обходились»! Время теперь не то. На заводах все рабочие с десятилеткой. А у нас мастера — ни образования, ни культуры…
Они долго спорили, я перестала слушать. Потом вспомнили обо мне. Семен Корнеевич повернулся в мою сторону.
— Конечно, мы тут допустили ошибочку в понятии закона. Просим извинить: тайга, темнота! Дорогу оплатим в оба конца. — Помолчал, что-то высматривая на моем лице, и добавил: — Да и не по силам вам тут, — и осклабился.
Директор смахнул мое направление в ящик стола, буркнул:
— Посоветуюсь, как написать… Послезавтра утром… Езжайте куда хотите… — не глядя, кивнул и отвернулся к окну.
И теперь, когда первая злость улеглась, вдруг поняла: свободна! Иметь право ни с кем и ни с чем не считаться, только с собой! Делать что хочется! Я в опьянении каком-то. В доме никого, пишу тебе и едва удерживаюсь, чтобы не прыгать.
И зачем пишу? Ведь наверняка доеду до тебя раньше, чем письмо. Лечу!..
АВГУСТ
1
Получила твое паническое письмо. Жива, жива! И медведь не съел. И с поезда не свалилась. Просто я так и не уехала из этой Елани. Почему? Сама не понимаю. Эти две недели хожу в каком-то полусне. Иногда охватывает ужас: зачем осталась, полезла в петлю?! Но я не могла иначе: что-то во мне вдруг воспротивилось. А может быть, просто привычка подчиняться, слабохарактерность, боязнь огорчить или обмануть ожидание… Еще представила себе, как вернусь после всех речей перед отъездом — героиня!.. А может, еще и это: а… пусть идет как идет, чему быть, того не миновать, плыву по течению… Не знаю, все смутно во мне… Одно знаю: не смогла на все наплевать, не смогла!