Справа и слева от Одреда сидело двое крепких мужчин с татуировками на лицах. Одним из них был Артис, а вот второй был мне незнаком. На мой вопрос о нём лекарь ответил, что это — Финнис, младший сын вождя ангелов. Он обладал приятной внешностью и стройным телом атлета, а его тёмные волосы, так же как и у брата-блондина, доходили ему до плеч. Если по надменной физиономии Артиса легко читались такие особенности характера, как высокомерие и тщеславие, то утончённое лицо Финниса обладало более благородными чертами, в которых угадывались проницательность и сдержанность. После того как я выразил эту мысль вслух, Изориус сообщил мне, что оба принца являются родными братьями только по отцу. Мать Артиса принадлежала к народу ангелов, а Финнис происходил от отщепенки, захваченной в плен при одном из набегов. После рождения младшего принца несчастную женщину по распоряжению ревнивой матери Артиса отправили на отдалённую плантацию в качестве работницы, где она вскоре умерла от непосильного труда и голода. Несмотря на то, что у ангелов практика использования рабынь для обновления и пополнения генофонда племени была достаточно распространенной, Артис при любом удобном случае старался напомнить о низком происхождении своего брата и всячески пытался его этим унизить. Как объяснил Изориус, Одред почему-то больше любил своего младшего сына, и это обстоятельство, естественно, вызывало злобу у старшего брата, хотя в принципе ничем и не угрожало последнему, так как по праву наследования именно ему предназначалось стать верховным правителем после смерти отца.
Достаточно насмотревшись на вождей ангелов, я сосредоточил всё своё внимание на бойцах, находившихся непосредственно на Арене, и на их действиях. Главный лекарь попутно комментировал происходящие события, и если бы не его спокойный, размеренный голос, мне было бы трудно выносить это отвратительное и кровавое зрелище. Один бой сменял другой, оставляя после себя на поверхности площадки кровь, отрубленные головы и конечности, а также кишки и другие внутренние органы, извергнутые из вспоротых животов поверженных людей. На Арене обречённые на смерть рабы бились друг с другом, с ангелами и даже с кочевниками. По всей видимости, некоторые из жителей и гостей Цитадели изъявили желание участвовать в поединках, но при этом у их противников не было никаких шансов. Если в схватках между рабами принимали участие физически крепкие мужчины, наверняка это были бойцы, содержавшиеся в той же казарме, куда отправили Конрада после нашего допроса, то для боёв с представителями их хозяев подбирались тщедушные, измождённые голодом люди, и в некоторых из них я с прискорбием узнал обитателей тюремного барака. С этими узниками я до недавнего времени жил под одной крышей…
Все бойцы, выходившие на площадку, были вооружены только мечами, никаких защитных приспособлений вроде щита, доспехов или кольчуги у них не было. Сражались они всегда до смерти одного из участников. Если потерпевший поражение человек не умирал сразу, но был тяжело ранен, то на пощаду ему рассчитывать уже не приходилось. Под яростные вопли зрителей с трибун победитель убивал несчастного особо изуверским способом: сначала перерубал руки, отсекал ступни, вспарывал живот, выкалывал глаза или отрезал нос и уши, и только после этого перерубал шею пока ещё живой жертве.
При виде всех этих издевательств и жестоких смертей мне порой становилось дурно, и я отказывался верить своим глазам. Изориуса удивляла моя чувствительность — для него всё то, что мы наблюдали, не было чем-то из ряда вон выходящим. По его словам, подобным образом проходили все большие праздники у ангелов. Сначала всегда проводились чудовищные по своей кровожадности бои на Арене, а когда они заканчивались, наступало время общей трапезы с сопутствующими ей обильными алкогольными возлияниями, приводившими обычно к тому, что многие ангелы, как мужчины, так и женщины, напивались до бессознательного, полуживотного состояния.
Так прошло примерно три часа, я уже просто не мог смотреть на весь этот кошмар и желал только одного: чтобы так называемый «праздник» побыстрей закончился. Вдруг, после того как убрали труп очередного раба, павшего от руки одного из кочевников, площадка в центре амфитеатра опустела, раздался протяжный трубный звук, и из ворот, расположенных посреди нижних рядов, появилась могучая фигура берсерка. Зрители, словно заворожённые, притихли, и звенящая, напряжённая тишина повисла над Ареной. Гигант остановился в центре сооружения, положив на плечо длинное копьё и широко расставив свои мощные, босые ноги. За его широкой спиной на ремнях, обхватывающих крест-накрест верхнюю, обнажённую часть тела, был прикреплён кожаный чехол с торчащей из него рукоятью меча. Судя по размерам чехла и рукояти, клинок, под стать хозяину, был огромен. Лицо берсерка, как обычно, скрывала маска; хотя из-за неё и невозможно было рассмотреть выражение его лица, но, судя по расслабленной позе великана, каких-либо сомнений в исходе предстоящего поединка у него не возникало.