- Мы не отказываемся вовсе, - объяснил бородач, сняв шапку и зажав её в руке,- милости мы просим… Извольте хоть один денёк дать, чтобы мы и свои-то покосы смогли выкосить… Сушь-то какая стоит! Луга уж желтеть начали, а коли дожди ударят, без сена останемся… Скотина зимой дохнуть будет.
- А ты, Матвей, молчал бы,- резко перебил его управляющий.— Тебе ли высовываться?
- А чего мне бояться? – с достоинством, спокойно продолжал старик. – Ежели ты на Ваньку моего намекаешь, так я за его не ответчик… Он – не дитё малое, своим умом живет…
- Он правильно говорит! – одобрили из толпы. — Луга не скосим, к весне с голодухи помрем!
- Тётя, - тихо начал говорить Сергей, поднявшись на крыльцо и встав рядом с Марьей Фёдоровной.— По-моему, нужно удовлетворить их желание… иначе вы рискуете не только получить нечто вроде бунта, но и оказаться в убытке из-за голода.
- Нет! – Марья Федоровна раздраженно поморщилась и сердито посмотрела на племянника. Она никак не ожидала от него такого совета. — Пока я здесь хозяйка, не бывать этому!
Она помолчала, обводя мужиков изучающим грозным взглядом и громко, уже для них, добавила:
- Решение мое неизменно! А бунтовать вздумаете. На конюшне розог хватит!
С этими словами она круто повернулась и скрылась в доме. Замешкавшийся было, Василий Лукич последовал за хозяйкой.
Петрушевский, пораженный ответом тётки, остался на крыльце.
- Да… вот и весь сказ, - услышал он.
- А барин-то наш, видать, не больно смелый, тётки боится, - насмешливо заметил кто-то из мужиков.
***
- Да вы ничего не кушаете! – голос Никитина вернул Сергея к действительности. — И вообще, по-моему, вы чем-то озабочены…
- Прошу прощения… Я, кажется, задумался, - извинился Сергей, но продолжал смотреть рассеянно. – Знаете, после ранения дороги действуют на меня не лучшим образом, - объяснил он.
- Ничего-ничего, - Никитин вытер губы салфеткой и неожиданно просил: - Как там Анна Александровна? Давно её не видал…
- Анна Александровна? – Петрушевский, недоумевая, посмотрел в лицо графа.
Самодовольное и уверенное оно вдруг сразу стало смущённым, и это было тем более странным, что, казалось, это чувство вообще неведомо ему. Нет, смущение никак не вязалось с раскованным обликом Никитина.
- Что вы имеете в виду? – уточнил Сергей.
- Собственно, так… вообще, - пробормотал Никитин и, пытаясь скрыть своё замешательство, принялся сосредоточенно нарезать принесенное официантом жаркое.
- Мой интерес неслучаен, - каким-то почти извиняющимся тоном объяснил он через минуту, немного придя в себя. – Впрочем, Анна Александровна… такое создание… Думаю, вы поймете мой интерес…
- Да, да… я.. – невнятно проговорил Сергей и, поднявшись из-за стола, с поспешностью произнес: - Прошу прощения, сударь.. С вашего позволения я вынужден покинуть вас… Одно дело не терпит отлагательств. Был рад встрече.
И не замечая удивления Никитина, он удалился.
_________________________________
* В 1740 году российские предприниматели начали заниматься разведением форели. С этой целью в Рошпе и Гостилицах Петербургской губернии были построены специальные водоёмы. Постепенно высокая цена на эту рыбу стала служить стимулом для развития мелких форелеводческих хозяйств.
** Половой - в России XIX — начала XX веков трактирный слуга, выполнявший обязанности официанта. Происходит от слова «пол»: одной из обязанностей трактирного слуги было держать в чистоте пол в помещении.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Часть I. Глава 6
Коллаж автора
Наконец, осеннее ненастье сменилось зимней белизной и морозной свежестью. После летнего безлюдья Петербург ожил. По Невскому с шумом и гиканьем извозчиков проносились экипажи, оставляя на юном снегу ровный след от полозьев. Прохожие, плотно кутаясь в шубы и шинели, поднимая повыше воротники, спешили куда-то и радовались этой перемене, происходившей из года в год, но каждый раз казавшейся неожиданной, чудесной и неповторимой.Вернувшись в Петербург, Петрушевский по вечерам сидел дома, и тем самым изменял своей прежней привычке с головой окунаться в столичную вечернюю жизнь, проводя свободное от службы время на балах, в визитах и прогулках. Сидя у окна в кабинете, переполненном книгами, или возле жаркого камина гостиной, он дымил трубкой и смотрел перед собой невидящим взглядом. Потом вдруг вскакивал, сунув руки в карманы халата, и принимался быстро расхаживать из угла в угол. Иногда он торопливо писал что-то, затем, скомкав исписанный лист, раздраженно бросал его в камин и долго смотрел, как бумага корчится и тает в безжалостном пламени.Однажды за таким времяпрепровождением его застал Синяев.- Вот уж не ожидал увидеть тебя в таком состоянии, - заметил он, хитровато улыбаясь. – Ну, и накурено же у тебя!- Можно подумать, тебя раздражает табачный дым, - криво усмехнулся Сергей.- Конечно, нет, - Синяев пожал плечами, - просто это странно… Если человек один так курит, значит, - Николай прищелкнул пальцами и посмотрел в лицо друга, - значит у него не все в порядке, - заключил он.- Узнал, что ты давно в Петербурге, - продолжал Николай, прохаживаясь по комнате, - и за все время ко мне – ни ногой! Думаю, уж не случилось ли чего.Он укоризненно покачал головой и вновь упрекнул:- Да ты не слушаешь меня совсем!- Вот, вот, Николай Ильич! – в комнату вошел Архип, неся на подносе две чашки дымящегося крепкого кофе. — Уж сколько я говорю, что надобно поехать куда-нибудь, друзей, знакомых навестить… или в театру. Так нет же! Сидит, будто бирюк какой…- Архип, уйди, а? – отозвался Петрушевский, потом со странным выражением посмотрел на друга, словно только сейчас заметил его присутствие, и безучастно ответил: - Напротив, я прекрасно тебя слышу. Только, пожалуйста, избавь меня от нотаций! Их мне и от Архипа хватает…Он поднялся с глубокого кресла, потертого и уютного, каким может быть только старое, видавшее виды кресло, и подошел к камину, помешал угли, протянул Синяеву тлеющую щепку, чтобы тот закурил.- Я и не собирался, - пожал Николай плечами и, раскуривая ароматную сигару, тоже устроился в кресле. – Но позволь все же заметить, что я не узнаю тебя. Что за вид?! – он с насмешкой указал на Сергея, который в длинном, чуть запахнутом халате, надетом на голое тело, и ночных туфлях выглядел действительно смешно.- К моему несчастью, — продолжал Николай, пуская кольцами дым, - я испытываю к вам, сударь, дурацкую привязанность и поэтому мне больно видеть ваши душевные метания. Ну, так будьте же милосердны! Расскажите, что вас заставило так измениться.- Вечно ты издеваешься! – недовольно проворчал Сергей.- Ничуть! – воскликнул Николай, - я серьезен, как никогда! Впрочем, уверен, что Сomme les français ont remarqué, il faut сhercher une femme ici, n'est-ce pas ?